Цвет Мы - стр. 16
— Четыре, — отчеканил он.
— А сколько ещё рисунков мы уже нашли?
Клим молчал, не желая больше играть в дурацкие загадки.
— Ни на одном из них тебя нет, заметил, горе-женишок?
— То есть отдельная галерея посвящена мне чисто случайно? — Он выдернул злополучные картонки и рассыпал их по столу. — И среди «всех ваших мужиков», — Клим выплюнул фразу, сказанную соседкой ранее, — я очутился абсолютно нечаянно? К слову пришлось, да, баба Аля? — Он поднялся и навис над старушкой, чувствуя себя великаном рядом с гномом. — Или говорите толком, что за помощь от меня нужна, или идите… — шумно выдохнул и закончил иначе: — Или я заношу ваш номер в чёрный список, и только попробуйте ещё раз ко мне сунуться.
Женщина вздрогнула и осела на край второго стула, не задевая кошачью подушечку на нём. Прозрачные руки упали на острые коленки, а сама она сильно побледнела.
Клим скрипнул зубами, налил воды из чайника в первую попавшуюся под руку кружку и поставил её перед бабой Алей. Она к ней не притронулась, но кивнула в знак благодарности.
— Мы вообще живучие женщины. Арианка, я, моя мать. Да и бабка с прабабкой, насколько знаю. Мужика выбираем рано и болеем им одним потом всю жизнь. Наказание это или награда, одному ему, — она обречённо взглянула наверх, — известно. Ни одной из нас не было бы, если бы краткое всепоглощающее счастье не оправдывало долгие мучения между его вспышками.
Голос бабы Али звучал так тихо, что Климу пришлось снова сесть на стул и напрячь слух. Их взгляды пересеклись. Алевтина Васильевна печально улыбнулась:
— Аврора влюблена в тебя, не спорю. Но она другая. Искать встреч с тобой не будет. И ты другой. Слишком прямолинейный, чтобы водить её за нос. Не знаю, что моей девочке уготовано судьбой, но пока ты для неё ориентир. — Дряблые щёки порозовели, и баба Аля подалась немного вперёд. — Рора в больнице. Я не прошу тебя за ней ухаживать или возиться с её влюблённостью. Просто побудь у неё на виду, помельтеши поблизости, перекинься парой слов, чтобы она захотела оттуда выйти.
Клим заехал на битком заполненную больничную парковку. Втиснулся в зазор между криво раскорячившейся крохотулькой и тротуаром.
Баба Аля наотрез отказалась ехать с ним, как и рассказывать причину, по которой её внучка оказалась в больнице. «Я и так влезла в непозволительно многое, — упёрлась она. — Уверена, причину её недуга ты поймёшь сам. Не дурак, хотя и тугодум. — И махнула морщинистой ладошкой, мол, поздно, Климка, обижаться. — Рора не должна видеть меня вместе с тобой сейчас. А ты уж постарайся притвориться, что ваша встреча случайна».
«Притвориться», — Клим покатал слово на языке. Терпеть не мог враньё. Не то чтобы сам донельзя святой, но с правдой ему всегда было легче. Бывало, конечно, перед бабушкой скрытничал, делишки проворачивали с Иваном мутные, Милке вон не всё рассказывает. Но смолчать или чужую тайну сохранить — это другое. Специально, а уж тем более чтобы себя выгородить, он старается не лгать и на прямые вопросы всегда отвечает честно. Иначе жрёт его изнутри ложь, покоя не даёт. «Бл…эк-рэд-грин[1]», — выдохнул Клим и вышел из машины.
Он не спрашивал, кому позвонила баба Аля, но у входа его уже ждала дородная женщина лет сорока в белом халате и шапочке, надвинутой до самых бровей.