Размер шрифта
-
+

Цунами - стр. 11

– Ваше благородие, – послышался за спиной голос боцмана, – поберегитесь.

Матросы, босые, в парусиновых штанах и в просмоленных куртках, отводили снасть.

На «Диане» почти тридцать офицеров и более пятисот матросов. Адмирал выбрал лучших из экипажей «Дианы» и «Паллады». Остальные офицеры и матросы «Паллады» и «Дианы» временно вписаны на берег в распоряжение адмирала Невельского, который хочет их вооружить топорами.

На «Диане» теперь не всех офицеров знаешь, здороваешься за столом, отдаешь честь или стоишь на молитве, служишь с ними плечом к плечу, но подлинных знакомств с палладскими еще нет. Алексей Николаевич сходится с товарищами быстро и легко, может свободно заговорить и даже приноровиться к собеседнику. Но, знакомясь, умеет держаться на расстоянии. У него всегда много товарищей, но дружит он с немногими.

По борту быстро, мелкими шажками прошел, никого не замечая, лейтенант Можайский. Он наблюдал полет какой-то черной ширококрылой птицы.

– Здоровый у них лейтенант, – сказал слегка конопатый матрос Василий Букреев, дивясь саженному росту Можайского. – Давеча они с Евфим Васильичем стояли. Так лейтенант выше.

Василий закрепил снасть и стал глядеть на фрегат на буксире.

– Идите, ребята, – молвил боцман Черный.

– Пойдем закурим, – сказал Василию матрос Сидоров.

– И что он все смотрит? – спросил Васька про лейтенанта.

– Верно, хочет нарисовать.

Команда вышколена. Букреев умеет взбежать по вантам, не держась пробежать по рее. Да никогда бы прежде не поверил, что человек на это способен. А прошли годы, и он сам всему обучился. Теперь матрос первой статьи ходит по дереву, как кошка, а не человек.

– Мордобой, сука, на «Палладе»! – сказал Васька про капитана Лесовского.

– Свое отслужила, – задумчиво сказал Митрий.

Корабль шел, не уменьшая парусности. Адмирал на мостике. Он не приказывает рифить. Значит, шторм не разыграется.

«Приготовиться выбирать буксир», – раздался условный свисток. Матросы поднялись и побежали на корму. На «Палладе» отдали буксир. На корме «Дианы» стали крутить лебедку, выбирая канат.

Адмирал откозырял офицерам и сошел с мостика. Лейтенант Пещуров, с юношеским пушком усов на свежем лице, шел с ним рядом крупным шагом, держа ногу. Адмирал шагал тяжелой торжественной походкой. Видно, что он доволен, полон решимости, воодушевления, и это чувство передавалось Сибирцеву и матросам. Корабль, со всей командой и офицерами, казалось, начинал становиться единым живым существом.

Адмирал прошел вниз, к себе в салон. На стене висела сабля, подарок японского посла, та самая, которой срублено при испытании три человеческих головы. Путятину не по душе все эти жестокости, и в свое время он мысленно помолился за упокой душ трех мучеников, погибших при казни.

– Букреев, живо… Корабельного плотника к адмиралу! – сказал боцман Черный.

– Эй, Глухарев, тебе к адмиралу. Он к себе пошел в велел тебя позвать.

– Позовите, ребята, Глухарева… Эй, живо!

– Да вон он, здесь. Чего кричишь? Идет.

Через некоторое время адмирал вызвал лейтенанта Сибирцева.

– Пожалуйста, садитесь, Алексей Николаевич. Довольны вы книгой Крузенштерна? Я бы хотел, чтобы вы занялись японским языком.

– Я охотно… – несколько растерявшись, ответил Алексей Николаевич.

– Пожалуйста, пойдите к моему секретарю, Осипу Антоновичу Гошкевичу, и скажите ему, что я просил заняться с вами японским языком.

Страница 11