Цирк - стр. 3

– Пройдет, Лена, у нее это пройдет, понимаешь?

– Она бьет их, Лидия Ивановна… Постоянно бьет!

– Пройдет… – шептала бабушка, закрывая края очередного вареника. – Вырастет еще, маленькая пока.

«Это пройдет», – звучал в голове Оли бабушкин голос и сейчас. И действительно – проходило. Влад все еще поскуливал за дверью. Оля разжала кулак, и золотой завиток волос брата спикировал на персидский узор засаленного ковра.

Оля заглянула за книжный шкаф – за ним пряталась импровизированная ее «собственная» комната. Шкаф отделял взрослую спальню от детской. Когда подрос Артём, все изменилось: Влад стал играть с младшим братом чаще, чем с Олей, а потом и вовсе потребовал от родителей переселить их в одну комнату. Так Оля переехала из их с Владом комнаты и оказалась в закутке за шкафом, где раньше обитал Артёмка. Она злилась за это на обоих братьев.

Оля сидела на кровати и листала «Денискины рассказы» Драгунского: она замерла, когда дошла до своей любимой страницы с рассказом «Девочка на шаре». Вскоре ей надоело терзать себя мыслями о потерянных билетах, она захлопнула книгу, отвернулась, но еще долго рассматривала узоры на ободранных обоях с ржавыми потеками. Интересно, кто дал маме билеты? Наверное, бабушка, а ей – немка, у которой «на всё струмент есть». Оля перевернулась на другой бок. В воскресенье я тоже попаду в цирк, решила она, разглядывая обложку «Денискиных рассказов». Сама, зайцем, без них всех и без билета. Одной даже лучше.

Ночью Оля долго ворочалась: несколько раз прокручивала в голове, как бежит по пустынным и почему-то ночным улицам, как прячется за углом, пропуская отца и братьев вперед (она успевала спрятаться в последний момент, а они проходили мимо, ее не заметив), как пробирается в цирк и обязательно встречает у служебного входа слона. Потом ей вовсе начала видеться какая-то чепуха из фильмов про шпионов. Она проснулась в середине очередного такого сна, где кто-то куда-то бежал, а кто-то стрелял и прятался. Оля пробралась на кухню и нашла яблоки. Снова стала жонглировать – как днем. Ночью никто не кричал и не жаловался, только папа храпел в спальне в конце коридора за углом. Под его храп Оля подкинула три яблока десять раз, они как будто улыбались ей, переливаясь в свете уличного фонаря, сверкая зелено-серебристыми боками. Одно яблоко бликануло, подмигнуло ей в самой верхней точке, прежде чем упасть в руку. Оля простояла на кухне не меньше получаса и, когда часы на ее руке запищали, предупреждая, что скоро полночь, поняла: за все это время она не уронила ни одного яблока.

Декабрь 1993 года

Саратов, Крытый рынок и окрестности

Крытый рынок душил прокуренным воздухом, соленым и тухлым запахом, чем-то сырым, рыбно-мясным, сальным, табачным. Огарев потер нос рукавом куртки и чихнул. От чиха заложило уши, и гомон стал гулким, громким, рынок превратился в сцену, заговорил разными голосами в невидимый громкоговоритель.

– Молодой человек, не задерживаем очередь! – вякнул кто-то гнусавым голосом и постучал Огарева по плечу.

Он обернулся. Женщина поправляла на голове плешивую ондатровую шапку-формовку – башнеобразная тяжелая шапка была ей велика.

– Я говорю, – протрубила женщина в нос и махнула в сторону увеличившейся очереди, – выбирайте и отходите.