Чужое небо - стр. 25
Воры пришли в школу на вторую ночь, как только Иванов по своей инициативе начал сторожить. Время было позднее, где-то около двух часов ночи. В глубине школьного сада он неожиданно услышал скрип тележки. В том, что это была не конная повозка, он нисколько не сомневался. Вскоре скрип прекратился, вокруг стало очень тихо. Успокоился и сторож, он присел на чурбан, который специально взял для важного дела, и закрыл глаза. Страшно хотелось спать, такой режим работы был ему не по душе. Через некоторое время до его уха донесся стук топора, удары были все сильнее и сильнее. Владимир по-кошачьи на цыпочках вышел из-за укрытия, пробежал метров десять в глубину сада и спрятался за кустом смородины. Еще не опавшая листва служила хорошей маскировкой. Скрип и стук были у входа в школьный сад. Даже при тусклом лунном свете он без ошибки определил этих людей. Это была семейная пара, муж и жена, оба пенсионеры, приехали в деревню на пару лет раньше, чем он. Расхитители школьной собственности, увидев учителя физкультуры, сначала несколько опешили, а потом оба навзрыд заплакали. Вещественные доказательства были налицо, добротные ворота школьного сада лежали на двухколесной тележке. Особенно волновался дед. Он то и дело вытирал слезы на глазах и повторял:
– Сынок, мой дорогой, прости меня, прости старика… Я никогда в жизни чужого не брал, да и сына воровсту не учил…
Иванов, хоть как-то успокоить пенсионеров, наоборот, все время улыбался и приговаривал:
– Дядя Арсений, тетя Наташа, пожалуйста, успокойтесь, все будет хорошо… Я знаю, что сейчас всем очень трудно. Я никому об этом не скажу, честное слово…
Вскоре семейная пара успокоилась. Мужчины решили закурить. Дед Арсений достал металлическую коробку с табаком и сделал две закрутки, одну для себя, другую для учителя. Иванов, хотя и не курил, но для компании решился. Он сразу почувствовал крепость табака-самосада. Все селяне ходили к деду Арсению за табаком. Он, несмотря на преклонный возраст, частенько пропадал на своих плантациях. У него была специальная табакорезка, в зависимости от заказов он резал табак кому покрупнее, кому помельче. За свою продукцию денег не брал. Люди видели в деде человека большой души и отвечали тем же. Кое-кто приносил Пастуховым молоко, мясо, некоторые приглашали их на вечеринку.
В ходе беседы Владимир неожиданно для себя узнал, что у стариков есть сын, офицер. Он его никогда в селе не видел. Дед Арсений хвалил своего сына, гордился им, потом неожиданно замолк. У Иванова подступил комок к горлу, когда дед, сдерживая слезы, сказал, что в ходе выполнения интернационального долга в Афганистане, Андрею оторвало обе ноги. Он ничего родителям об этом не писал, боялся их тревожить. Писал, как обычно, что вот-вот приедет к старикам в гости. Просил, чтобы ответ писали на адрес его жены. Старики не вникали во все секреты и премудрости почтовой переписки, да и зачем. Дети живы-здоровы, что еще надо. Так длилось три года. Однажды вечером принесли телеграмму. Невестка извещала, что Андрей тяжело болен и находится дома. Трагическая весть чуть было не скосила наповал родителей. Андрей неделю назад поздравил отца с днем рождения.
Утром Пастуховы уже были возле девятиэтажки. То, что случилось неладное и плохое, они почувствовали сразу. В подъезде и в квартире сына толпились люди в военной форме, кое-кто из них были с протезами рук или ног. Один из них был в инвалидной коляске. Вскоре родители узнали всю правду о своем сыне. Андрей в одном из боев с душманами получил тяжелое ранение, больше года пробыл в госпиталях, перенес десятки операций. Затем наступило нудное и тяжелое пребывание в инвалидной коляске. Еще тяжелее для безногого были укоры и слезы молодой жены. Нагоняли тоску и средства массовой информации. Раньше все и везде трубили об интернациональном долге, потом стали поговаривать о бессмысленности кровопролития в Афганистане. Старший лейтенант в отставке духом не падал. Стиснув зубы, он переносил удары судьбы. Летом ему было значительно проще, приходили друзья, сослуживцы по Афгану. Удавалось ему бывать и на природе. Зима же его убивала. Не придавал ему оптимизма и острый дефицит товаров первой необходимости. Определенные льготы и привилегии для афганцев вызывали озлобление у простых людей.