Чужие в доме - стр. 16
Ненависть Роя Флетчера к Звездному Надзору началась с капитана Дмитревского. Вернее, в те далекие времена Дмитревски еще не имел звания. И он, и Флетчер являлись курсантами школы кадетов, причем обучение проходили в одной роте. Поначалу, узнав о том, что родителей Романа убили, когда тот был мальчиком, Флетчер невольно потянулся к товарищу по несчастью. Ведь Рой также вырос без родителей, единственным его родственником был дядя, Даниэль Райтон.
Флетчер остро переживал, когда их сокурсники по выходным получали увольнение в город. К вечеру пятницы подростками овладевало радостное возбуждение, они готовились к встрече с близкими. Несмотря на то, что курсанты уже не были детьми, многие приходили в восторг от возможности оказаться в родном доме на выходных. Там не надо было вскакивать по команде «Рота! Подъем!» в шесть часов утра, начинать день с одевания за одну минуту, с уборки коек.
Флетчер с трудом переносил армейский порядок. Например, он никогда не мог понять: зачем выравнивать цвета на одеялах? У всех курсантов были синие одеяла с черными полосками, и каждое утро командиры отделений заставляли ребят, застилавших койки, выравнивать линии. Так, чтобы посмотрев сбоку на ряд кроватей, командир видел не хаотически разбегающиеся полосы, а несколько прямых, тянувшихся от койки к койке.
Для Роя это служило примером армейского маразма в самом худшем проявлении. Было множество таких мелочей, которые доводили его до бешенства. Но самое печальное заключалось в том, что деться Рою было некуда. Дядя не мог забрать его к себе. Не мог или не хотел?
Флетчер предпочитал не задавать себе этот вопрос. Он боялся, что начнет копаться в жизни единственного человека, который не был к нему равнодушен. Пусть Даниэль Райтон и не планировал забирать ребенка в собственный дом, но он – все же – временами навещал курсанта в кадетском корпусе. Эти дни становились для Роя праздником.
Все другие выходные он слонялся по роте, не зная, куда себя приткнуть. Идти было абсолютно некуда. Уже с утра субботы сокурсники, помывшиеся в бане, тщательно причесанные и наглаженные, один за другим исчезали за воротами контрольно-пропускного пункта. Некоторым «везунчикам», показывавшим отличные результаты в учебе, командование разрешало двухдневную побывку дома. Эти счастливчики возвращались в казарму лишь к вечеру воскресенья…
Во всей роте только у Романа Дмитревского и Роя Флетчера не было родственников, к которым они могли бы пойти на выходные. Казалось бы, подобное обстоятельство должно было намертво спаять двух курсантов, коротавших эти дни в казарме. Оба лениво слонялись по кубрику роты, часами торчали у стереовизора, убивали часы тем, что «тягали железо» в спортивном зале.
Но тем не менее особой близости между подростками не возникало, и виной тому был Дмитревский, по какой-то причине сторонившийся Роя. Флетчеру становилось очень обидно. Роман был погружен в себя, в какие-то собственные мысли. Он словно не чувствовал особого дискомфорта от того, что некуда пойти в выходной день.
Рой тяжело переживал свою «непохожесть» на других, Дмитревского это совершенно не трогало. Флетчер тянулся к сокурснику, интуитивно пытаясь найти в нем понимание и сочувствие, Роман замыкался в себе еще больше, не желая делить внутренний мир с кем бы то ни было.