Чужие сны - стр. 39
До смерти оставались сантиметры, а возможно, и меньше, у него не было времени над этим размышлять. Действовать. Действовать! Для начала понять, кто он и где.
Он даже не сразу сообразил, что в уши ему бьет не визг покрышек, а пронзительный вопль двух пассажирок на заднем сиденье. Перекошенные от страха лица девушек отражались в зеркале заднего вида, вернее, даже не лица, а распахнутые до предела рты. Работу дантиста и состояние миндалин можно было оценить, не вставая с водительского места.
Нужно было входить в роль и в здешнее тело – времени мало, до получаса, считая резерв. Разум Кирилла работал быстро, на пределе возможностей.
Руки у его нынешнего носителя нестарые, ощущения, что он попал в изношенный организм, тоже нет. Можно считать, что повезло. Это первый плюс.
Город… Если джамп расчетный, то это…
Да. Знакомый пейзаж – тысячи открыток когда-то растиражировали по миру эти крыши, реку, мосты и замок, обнесенный стеной.
Рыбацкий бастион. Будапешт. Отлично. На месте. Плюс номер два.
Резким движением он повернул к себе зеркало заднего вида.
От сорока до пятидесяти. Белый. Европеец. Смугловат. Волосы темные, редкие, зачесаны назад. Седины практически нет, значит, носитель красится. Это не плюс, но приятная деталь.
Руки… На среднем и указательном пальце руки, лежащей на баранке, кожа желтоватая. Курит.
Одет в легкий свитер-водолазку, джинсы и пиджак. Слегка не по сезону, но день теплый, солнечный – замерзнуть трудно. Для конца октября просто превосходный день.
Машина – такси. Рация, электронный таксометр, на экране 3 евро. Лицензия с фотографией – Ференц Месар, 47 лет, адрес здешний. Марка автомобиля «фольксваген», если судить по эмблеме в центре баранки. Не первой свежести, не лучшей комплектации: сиденья даже не тканевые: винил – дешевый развозной вариант. Такой же дешевый, как и часы с потертым ремешком на левой руке таксиста. То есть, поправил себя Давыдов, на его собственной левой руке.
Не замедляя хода, Кирилл распахнул бардачок и вывернул его содержимое на свободное переднее сиденье. Ничего полезного. Он на всякий случай пошарил в глубине перчаточного ящика. Ни ножа, ни пистолета – а откуда, собственно, им там взяться? Только куча старых чеков, несколько леденцов, липких от старости, смятая пачка дешевых сигарет, монетки. Черт! Зато сзади восседают две крикливые дамы: одной хорошо за тридцать, второй чуть до тридцати. Обе белобрысые. Обе испуганные. Обе истеричные. У младшей от шока дрожат губы. Старшая зла как мегера! Того гляди вцепится в загривок. Только этого еще и не хватало.
– Все в порядке! – сказал Давыдов по-английски и изобразил на лице подобие улыбки. – Не надо волноваться!
– Дебил, – прошипела старшая на чистом русском. С чувством прошипела, с большим желанием съездить неуклюжему таксисту по физиономии. – Ты же нас чуть не угробил, мудак! Куда едешь? Куда ты прешь? Мила, не бойся! Я сейчас такое устрою этому козлу! Ты чего на дорогу не смотришь, а, животное?
Кирилл едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
Соотечественницы. Ну, почти соотечественницы. Можно считать, землячки – пусть из здешнего мира, но до боли знакомые персонажи. Такие и сейчас водятся далеко на севере, там, где Мурманская Ривьера, пальмы, зеленая до невозможности трава и мох на скалах…