Чужие ордена - стр. 16
Монолог был страстный и по сути своей потрясающий. Кажется, даже возразить нечего: против фактов ведь не попрешь! И Романов в душе не мог не признавать этого. Восстало в нем другое… А разве не их коммунистическая партия, несмотря на все огромные потери, сохранила страну, победоносно провела сквозь кровавое горнило Гражданской войны и страшные лишения и, на страх врагам, сделала Советский Союз могучей мировой державой? Разве советские люди не стали в последние годы жить «весело и дружно», как поется в какой-то песне? А кто стоял во главе всех этих свершений?.. Сталин! Да, были у него загибы и ошибки (кто ж не ошибается?), но в основном он победил! Вывел народ к счастливой жизни!
Все эти доводы он после паузы горячо высказал Власову. Тот выслушал его хмуро, угрюмо покачал головой. Помолчал и грустью сказал:
– Да… Не сойдемся мы с тобой, Романов, во мнениях. Мыслишь однобоко. Но чувствую, – не переубедить! А я-то рассчитывал на твою поддержку. Очень ты мне был бы нужен… Я создаю русскую освободительную армию. Но не для войны со своим народом. Мы будем строить новую демократическую Россию, где люди станут жить свободно, счастливо, без каких-либо притеснений и репрессий. И ты мог бы стать моим самым ближайшим помощником в этом справедливом, благородном деле…
Ну что ему мог ответить Михаил Афанасьевич? Быть помощником в создании военной силы, помогающей нацистам воевать против его Родины! Да, какой же честный человек согласится на столь гнусное предложение?
Но он не стал говорить так резко. Понимал, что чувствует Власов, на глазах которого руководимая им армия была уничтожена немцами. Могли же в конце концов оказать ей так необходимую поддержку, ну, хоть какую-то…
Невольно вспомнил свою разгромленную дивизию. Ведь построй они оборону так, как он задумывал, выдержали бы, возможно, еще ни один танковый удар. Особенно, если б им добавили боеприпасов и несколько артиллерийских батарей…
Но что об этом толковать после случившегося? Война не терпит никаких промахов и жестоко за них карает. Надо смотреть в будущее, чтобы впредь не совершать ошибок. И это вполне возможно даже в их трагическом положении…
Расстались Романов с Власовым холодно, понимая, что отныне дороги у них в жизни не только разные, а и прямо противоположные. Прощаясь, Андрей Андреевич со вздохом сказал:
– Разочаровал ты меня, Фома неверующий. А я так надеялся…. На вот возьми один документик страшненький, почитай на досуге и поразмысли над ним, – и он протянул Михаилу Афанасьевичу несколько листков бумаги, сцепленных металлической скрепкой.
– Что это?
– Не бойся, – усмехнулся Власов, – не пропагандистская галиматья. Письмо Шолохова Сталину о голодоморе и ответ руководителя кровавых репрессий. Случайно мне попала копия сего документика. Не бойся, не фальшивка. В партийном архиве случайно выкопал недавно.
На том и разошлись старые друзья, чтобы больше уже никогда не встретиться. Каждый пойдет своим путем…
Позже Власов побеседовал и с другими пленными из тюремной команды, в которой был Михаил Афанасьевич. Да и не только с ними. Предлагал, конечно, сотрудничество, обещая всяческие блага. Но поскольку все вернулись в свои камеры и остались там, Романов понял, что никто из них не дал согласия служить в РОА. Его это не столько порадовало, сколько помогло утвердиться в правоте своей собственной позиции. Значит, он был глубоко прав. Ни под каким, даже самым благородным предлогом, не говоря уже о материальных, пускай и больших выгодах, не может настоящий Человек предать свой народ!