Чужие интриги - стр. 25

– Нет, конечно. Я стараюсь быть объективной – просто пытаюсь увидеть ситуацию под разным углом. Женщина потеряла ребенка. Поверь, я всей душой сочувствую несчастной матери. Мы считаем ее жертвой безжалостной судьбы, а она может быть жертвой необъяснимой злобы, которая и толкнула ее совершить худшее преступление из всех, которые только можно представить. Возможно такое? Вот это и не дает мне покоя.

– Вся эта история дурно пахла с самого начала. Почему она позвонила и пригласила меня на кофе? Насколько мне известно, ни один журналист никогда не удостаивался подобной чести. Во время разговора она все время ерзала, говорила полунамеками… как будто хотела о чем-то сообщить, но не могла сказать прямо. Например, признаться в убийстве.

– Будь это другая женщина, а не первая леди, я бы не стала ждать так долго, а сразу бы приступила к расследованию. Я считаю, что просто обязана копнуть глубже. И как бы высокопарно это ни звучало, я уверена, что выполняю свой гражданский долг.

– Ладно, – кивнул Дэйли. – У меня только один вопрос.

– Валяй.

– Какого черта ты все еще тут сидишь?

После недели проверок различных версий, которые неизменно оканчивались тупиком, Барри слегка поостыла. Все попытки выяснить, что же кроется за таинственной смертью маленького Роберта Раштона Меррита, не принесли ничего, кроме усталости и разочарования. Она проверила каждую теорию, которая пришла в голову им с Дэйли, но все они оказались ошибочными. Она оказалась в заколдованном кругу: история требовала всестороннего расследования, но это неизбежно привело бы к огласке, что вызвало бы шум в прессе.

Что еще хуже, простата Хови, похоже, опять взбунтовалась – естественно, он не упустил возможности посвятить Барри во все неприятные подробности – в итоге ее босс ходил мрачный, как туча, и ко всему придирался. Он злился, поскольку ее передача имела невероятный успех, завидовал свалившейся на Барри славе, спихивал ей задания, от которых отказывались другие репортеры, после чего пускал ее репортажи в эфир в самое неподходящее время. Барри старалась его не раздражать – не прекословила и все материалы сдавала точно в срок, чтобы оставалось время заняться тайной, не дававшей ей покоя уже который день.

Одна мысль о том, что первая леди могла убить собственного ребенка, казалась изменой родине. А кстати, как в наши дни наказывают за измену? Вешают на глазах разъяренной толпы? Или просто вызывают расстрельную команду?

Вскоре Барри стала опасаться, что это не у Ванессы Меррит, а у нее самой началось психическое расстройство. Ей слышались какие-то голоса, она пыталась найти скрытый смысл в ничего не значащих событиях. Она понимала, что нужно как можно скорее покончить со всеми этими глупостями и сосредоточиться на заданиях, которыми исправно снабжал ее Хови, – ведь ее звезда, которая взошла после выхода в эфир той передачи, могла неожиданно погаснуть и превратиться в «черную дыру», способную поглотить и ее карьеру, и ее саму заодно.

Но Барри не привыкла сдаваться. И потом, если бы после пары провалов Бернстайн и Вудворт сложили руки, как бы мир узнал об Уотергейтском скандале?

Она сидела в своем крошечном офисе и изучала заметки в поисках хоть какой-то ниточки, которая помогла бы ей размотать этот клубок, когда к ней заглянул редактор вечернего выпуска новостей.