Чужие грехи - стр. 32
— Насть? — посмотрел на меня Саша. — Что произошло? Мне ты можешь рассказать все что угодно.
Все что угодно, говоришь? В глубине груди стало зарождаться противное чувство. Я знала, как сделать ему больно. Знала и хотела этого. Хотела вставить нож ему в сердце и провернуть рукоятку пару раз. И для этого нужно было лишь выпустить эмоции наружу.
Я перестала сжимать челюсти, и губы мелко-мелко задрожали, а в глазах снова появились слезы. Я отпустила их. Позволила Саше смотреть, как я плачу. В его глазах отразилась боль. Но это были еще только цветочки.
— Он ничего мне не написал, — сказала то, о чем действительно жалела больше всего за сегодняшнее утро. — Не позвонил, — я всхлипнула. В этом не было ни капли игры, просто я знала, что мои искренние чувства к Мише ранят Сашу, и пользовалась этим оружием.
Его лицо исказила гримаса страдания, но он почти сразу взял себя в руки, продолжая перевязку. А я уже не могла себя сдерживать. Сама запустила эту лавину, но теперь не могла ее контролировать.
Из груди рвалась настоящая истерика. Та, в которой я себе отказала вчера и позавчера. Та, которую я запечатала глубоко внутри. Сейчас эмоции дали о себе знать, вихрем сметая все на своем пути. И я желала — почти также остро, как тело Саши сегодня ночью — чтобы его смела эта лавина, этот смерч, чтобы он утонул в этом океане, задохнулся, чтобы ему было так же больно, как и мне.
Он закончил перевязку и сразу отпустил руку, будто теперь и сам не оказался рад тому, что предложил помощь.
— Это ты во всем виноват! — прошептала сквозь слезы. — Я люблю его, слышишь?! Люблю! Люблю! Но мне пришлось от него отказаться. Ради чего? В угоду чему, Саша?!
Он стоял и, кажется, боялся пошевелиться, а я все приближалась к нему, пока не подошла вплотную.
— Ненавижу тебя! И себя ненавижу за то, что спала с тобой! Ненавижу! Ненавиж-ж-жу!
Несколько раз ударила его ребрами ладоней. Раненую руку пронзила острая боль, но мне было уже все равно. Кровь проступила через бинты — мне было плевать на это. Я продолжала исступленно колотить Сашу, краем сознания понимая, что так никакого физического ущерба ему не нанесу, но мне требовалось выплеснуть из себя скопившийся гнев и скорбь.
— Оставь меня в покое! Оставь в покое мою сестру! Дай нам жить свободно! Уйди! Уйди!
Я отпихивала его от себя, выталкивая из ванной. А он, пораженный и шокированный таким поведением, просто отступал, пока не вышел за пределы комнаты. Тогда я с громким всхлипом захлопнула за ним дверь, снова заперлась и сползла по двери на пол, прижимая к себе и баюкая покалеченную руку. Словно в ней сосредоточилась вся моя боль. Словно залечив рану на ладони, я смогу исправить весь тот хаос, который творился в моей жизни. Исправить… Нет, уже ничего не исправишь.
Не знаю, как долго я ревела, кусая губы и воя в сложенное в несколько раз полотенце, чтобы не разбудить и не перепугать весь дом. Но когда слезы иссякли, голова осталась совершенно пустая. Звонкая внутри. Там не было ни одной мысли.
Как чумная, я поднялась с пола, с трудом натянула нижнее белье. Особенно трудно было с лифчиком, потому что правая рука опухла и совсем не хотела слушаться. Затем настал черед платья. Как могла, я убрала осколки в урну и смыла капли крови с кафеля, а потом тихо-тихо выглянула из укрытия. К счастью, Саша уже ушел. Я нашла свою обувь и вышла в коридор, намереваясь узнать, где расположилась Лена.