Чужбина - стр. 30
– Пока не поздно, – удрученно промолвил дядя Генрих, – соглашайся, брат. А то боюсь я, что за твое упрямство твоим детям дорого расплачиваться придется.
– Большевики немцам автономию обещают, – успел крикнуть Георг свой последний довод вслед выходящему из дома брату.
Тот лишь отмахнулся в ответ…
Закончив свой рассказ, отец нежно взял ладонь Амалии, поцеловал каждый палец и скорбно произнес:
– Ведь господь же ниспослал нам Америку как спасение, а я отверг его благодатную руку. Ни за что я этого себе не прощу!
Несколькими днями позже ниже по течению Волги нашли его труп.
– Хороший был мужик, – скажет на похоронах старик сосед, – вот только не по силу ему оказалось справиться с горем.
В семнадцать лет на хрупкие девичьи плечи Амалии свалилась нелегкая участь стать главой и кормилицей шестерых сирот.
Большевики сдержали слово. Немцам Поволжья в 1927 году дали АССР – Автономную Советскую Социалистическую Республику. Село Кривцовка опять именовалось Мюллер. Вновь щедро плодоносили поля, а беспощадную продразверстку заменили на в разы низкие продналоги. Крестьянские хозяйства вновь ожили, стали набирать силу и развиваться. Но только не во дворе у Лейс. У них в семье физически стало некому обрабатывать землю. Не было и средств, чтобы нанять кого-то со стороны. В летнее время Амалии вместе с сестрами Марией и Эмилией приходилось самим наниматься на поденную работу к зажиточным односельчанам. Зимой сирот спасало рукоделие. Амалия умела хорошо кроить, шила платья, халаты, рубашки и фартуки (благо бабушка Эмма научила ее этому ремеслу, да и швейная машинка была под рукой), вязала варежки, носки и даже кофты. Все это продавали или меняли на еду. Ради куска хлеба сестры нянчили чужих детей, у соседей стирали белье и мыли полы. Даже девятилетний Мартин пытался помогать дома по хозяйству. Он ежедневно собирал и, надрываясь, тащил с берега Волги хворост для печи. У Амалии от этой картины сердце кровью обливалось. Но она успокаивала себя тем, что это лучше, чем просить подаяния на паперти. Хотя господь и от этого их не уберег.
В начале тридцатых погода в Поволжье не подвела крестьян. Нельзя сказать, что обильно шли дожди, но и засухи не предвиделось. Но вот почему-то снова настал голод. Если до этого Амалия и так работала на износ, успевая поспать всего лишь по пять часов в сутки, стараясь накормить, как она теперь говорила, своих детей, то теперь хлеб стало невозможно ни купить, ни заработать. Он просто пропал. Грамотные односельчане винили в этом большевиков и их начавшуюся в стране коллективизацию крестьянских хозяйств. В селе Мюллер еще не было колхоза, но народ догадывался, что именно в этом, как говорится, собака зарыта.
Амалия не искала виновных, неистово и постоянно ломая голову над тем, чем накормить семью. Иногда от безысходности у нее настолько опускались руки, что просто хотелось залезть в петлю. Но заглянув в огромные на исхудалых лицах потускневшие глаза детей, которые практически не отходили от стола, как бы боясь пропустить раздачу еды, Амалия находила в себе силы и снова и снова бродила по полям округи, надеясь найти там оброненное зернышко или не замеченную при уборке картошину.
Однажды соседка рассказала Амалии, что в воскресенье видела ее сестер с протянутой рукой у церквей: Ренату у католической, а двойняшек Анну и Розу у лютеранской. Сердобольная соседка не осуждала. Она хорошо понимала, как нелегко приходится жить сиротам и потому принесла с собой мешочек пшена и малюсенький кусочек сала.