Чужая женщина за дверью. Проза и не только - стр. 21

Агрегат, хоть и не был чудом инженерной мысли, но присутствия при себе требовал неукоснительного. Во-первых, надо было периодически подкладывать в топку специальным образом приготовленные чурки. Во-вторых, следить, чтобы вода все время находилась в состоянии кипения. В-третьих, огромной палкой, называемой клюшкой, перемешивать размокшую массу пододеяльников и простынь, что, поверьте, было занятием не для слабых. Процедурой вываривания занимался, естественно, Наум Израилевич. И это были самые долгожданные для нас моменты. Как по дыму над трубой Сикстинской Капеллы католики узнавали о выборе нового Папы Римского, так мы по дыму выварки, подымавшемуся над крышами сараев, узнавали о том, что, заботливый муж Фаины Лазаревны приступил к выполнению своих супружеских обязанностей. А то, что эти обязанности заключались исключительно в стирке постельного белья, в этом местные остряки были уверены на все сто.

Но нас тогда меньше всего интересовали интимные подробности из жизни семьи Гиршик. Время, проведенное Наумом Израилевичем у выварки, делилось на две части: первая была посвящена непосредственно дымившему агрегату, вторая – была адресована тем, кто, захватив из дома доски с фигурками шахмат или коробочки с шашками, устраивался вокруг чана с бельем. Это были незабываемые минуты сеанса одновременной игры на десяти или двенадцати досках. Примерно на половине из них разыгрывались шахматные партии, а на остальных играли в шашки или изредка, что считалось, правда, моветоном, в поддавки. Наум Израилевич, не забывая помешивать клюшкой белье, ходил по кругу и делал быстрые и всегда точные ходы. Никто из нас не мог похвастаться тем, что ему хоть однажды довелось свести свою партию вничью. Закончив сеанс, Наум Израилевич подзывал осторожными жестами всех собравшихся к себе поближе.

– Знайте же, дети, – говорил он обычно шепотом, – однажды, сидя у себя в лаборатории, какой-нибудь ученый соединит две элементарные частицы и произойдет взрыв, от которого земной шар превратится в космическую пыль.

В то время мы весьма смутно представляли, что такое элементарные частицы, а космическая пыль казалась нам похожей на ту, что Наум Израилевич выбивал в перерыве между стирками из многочисленных ковров и ковриков, развешанных на заборе.

Но действо вокруг агрегата по имени «выварка» было только первым актом спектакля, за которым обычно наблюдал весь дом. Второй акт начинался с того, что Гиршик выносил из своей квартиры тазы с прополосканным и уже отжатым бельем. Встав на табуретку, он перекидывал каждую вещь, тщательно ее расправив, через веревки, и только закрепив это богатство деревянными прищепками, снова замечал нас, стоящих вокруг.

– Все, что я сказал вам – большой секрет, – шептал он, оглядываясь по сторонам, – никто и никогда не должен знать об этом.

Слова «никто и никогда» он выделял особо, глядя в небо и угрожая кому-то, спрятавшемуся за облаками, пухлым указательным пальцем. Естественно, за облаками скрывались те самые пришельцы, которые жизнь положили на то, чтобы выведать у Гиршика его тайну.

Строго предупредив нас, Наум Израилевич нырял в свой сарай и выволакивал оттуда несколько внушительного вида шестов. Он подпирал ими каждую веревку по отдельности, отчего белье превращалось в паруса, хлопающие на ветру, а двор наш принимал образ фрегата, на всех порах уплывающего от вездесущих инопланетян.