Чужая женщина за дверью. Проза и не только - стр. 17
«Выбрал!» – как боевой клич разносилось по рынку, и толпа страждущих моментально бросалась к счастливице, на которую указала тыльная сторона его ладони.
Все это довелось наблюдать любознательной выпускнице факультета журналистики. Она даже захотела подойти ближе и познакомиться с кумиром местных домохозяек, но за их толпой каким-то образом упустила его из вида.
А между тем дуга судьбы, изогнувшаяся над «Бродвеем», замкнув две его крайние точки – рынок и редакцию газеты, уже начала готовить ловушку, обойти которую было невозможно.
Рецептом для изготовления приманки в этой хитроумной ловушке стали, как ни странно, песни Александра Вертинского. Впрочем, странным это могло показаться только на первый взгляд. Дело в том, что великий женолюб Нименман был давним поклонником певца, исполнявшего, слегка грассируя, изысканно-утонченные баллады. Заваривая на зверобое чай в своей холостяцкой квартире, он ставил на проигрыватель самодельные пластинки, записанные на рентгеновских пленках, и слушал их часами, вспоминая всех когда-либо встречавшихся на его пути женщин. Свою любовь дарили ему высокие и низкие, пухлые и худые, говорящие на русском, венгерском (он освобождал Будапешт), немецком (два года он потом служил в Германии) и даже на языке народности бурунди (как-то на отдыхе в Сочи). Песни Вертинского были пропуском в те времена, когда он был молод, хорош собой и признавался в любви так, что женщины рыдали над его фразами, пытаясь понять, с чем он сравнил их в очередной раз.
У столичной журналистки такого опыта, естественно, не было, но мама ее с девичества была влюблена в песни Вертинского, переписывала их в потаенный блокнотик, и даже над письменным столом повесила не обязательный по тем временам портрет Сталина или на худой конец Ленина, а добытую с огромным трудом фотографию певца в костюме Арлекина. Теперь, надеюсь, вы понимаете, какие колыбельные песни слышала, засыпая в постельке, будущая звезда журналистики и почему в ее речи проскальзывали порой милые грассирующие звуки.
Все это, очевидно, учли те, кто в одной из небесных контор, скуки ради, раскладывали пасьянс из судеб людей, населявших наш город. Теперь им осталось только дождаться нужного момента и захлопнуть ловушку.
Нужный момент наступил, когда на заводе имени Клары Цеткин торжественно запускали в эксплуатацию уникальный гидравлический пресс, спроектированный в отделе Нименмана. На процедуру пуска пригласили все городское начальство и, конечно, пишущую братию, в рядах которой присутствовала и наша героиня.
К радости своей она признала в виновнике предстоящего торжества человека, который священнодействовал на рынке под пристальными взглядами покупателей и продавцов. И вот теперь он снова, но уже по другому поводу, был в центре всеобщего внимания. Такой шанс, для того чтобы познакомиться с ним, она, естественно, упустить не могла.
– Ирэн, – пройдя сквозь плотные ряды и слегка грассируя, представилась журналистка.
– Простите, как? – переспросил Нименман, галантно прикоснувшись губами к ее руке.
– Ирэн, – повторила журналистка и почему-то добавила, – как у Александра Вертинского.
– Давид, – представился Нименман, – как у моей мамы Двойры Исааковны.
Впрочем, упоминание о Вертинском не прошло для него незамеченным. Готовя пресс к запуску, он время от времени поглядывал в сторону девушки по имени Ирэн, что, конечно, не могло пройти мимо бдительного взора Людочки, стоявшей рядом со спасительной тетрадкой. Она занервничала и, скорее всего, какие-то фразы своего шефа перевела не совсем точно.