Чужая женщина за дверью. Проза и не только - стр. 12
– С чего бы это? – все еще сомневался Илюша.
– Она вырастила и воспитала его, – с неподдельным пафосом произнес заведующий. – Теперь он один из самых активных и уважаемых ее членов.
На следующий день Илюша Лашкевич набрался храбрости и зашел под навес, где Тимченко приваривал крепежные петли к корпусам для все тех же кормозапарников, которых с таким нетерпением ждал рогатый скот, не желавший без них повышать свои удои.
– Товарищ, – Илюша тронул за плечо своего будущего коллегу по партии.
– Чего тебе? – Тимченко, опустил маску, прикрывавшую лицо, и, увидев, кто именно отрывает его от работы, разразился таким виртуозным набором ненормативной лексики, какого Илюше, несмотря на давнее членство в рабочем коллективе, до сих пор слышать не приходилось.
Илюша, увы, не знал, что Тимченко всего год назад вернулся из мест не столь отдаленных. Не знал, что бывал он там уже не раз, и что последняя его ходка была связана с избиением одного видного партийного чиновника, в котором Тимченко признал уполномоченного, в двадцатых годах раскулачившего и сославшего в Сибирь его семью.
– Мне бы рекомендацию, – робко попросил Илюша.
– Какую еще … (здесь я вынужден опустить несколько предложений) рекомендацию?
– В партию.
– Ты, рыбий глаз, адресом не ошибся? – после небольшой паузы, вызванной потрясением от услышанного, спросил Тимченко, нашаривая рукой обрезок трубы.
– Нет, – ответил Илюша и вспомнил слова заведующего складом, – ведь партия ваша мать, а вы верный и активный ее член.
Такого общественно-политического извращения Тимченко вынести уже не мог.
Спасло Лашкевича только то, что на сварщике была брезентовая роба, затруднявшая его движения, и Илюше первому удалось добежать до проходной завода. Тогда-то сердобольный вахтер и произнес впервые в его адрес это слово: «Счастливчик».
С членством в партии после злополучной попытки получить рекомендацию пришлось повременить, поэтому первым пунктом повестки дня стал значиться вопрос обретения брачных уз. И здесь в центре внимания волею случая оказался тот самый автомобиль марки «Запорожец», который старший брат, переехавший в город Сидней, не пожелал включить в перечень вещей, отправляемых им на незнакомый континент.
Машина стояла в гараже, выходившем своими воротами на улицу Коминтерна, в просторечье называемой «Пески». Но примечательна эта улица была не тем, что там находился гараж Лашкевичей, а тем, что почти напротив него красовалось фанерное строение, покрашенное в синий цвет. Строение имело двери, а над дверьми вывеску. На вывеске значилось: «Парикмахерская. Филиал № 3». Зимой «Филиал № 3» был наглухо заколочен, а летом распахивал свои двери и начинал жить беспокойными буднями, наполненными борьбой за выполнение финансового плана. Борьбу эту вела старая дева по прозвищу Зинаида-полубокс. Дело в том, что какую бы форму прически ей ни заказывали привередливые обитатели «Песков», в конечном счете получалась та единственная модель, которая носила незатейливое название «полубокс».
Зинаида была одна на две точки обслуживания, то есть на два старых, обшитых коричневым дерматином стула, с прикрепленными поручнями и войлочными подголовниками. Чаще всего на жестком сидении одного из них, с трудом разместив между поручнями свою тучную фигуру, находилась сама Зинаида-полубокс. Глядя в покрытое темными пятнами зеркало, она выдергивала пинцетом жесткие волоски, время от времени прораставшие над верхней губой. На другом стуле наблюдала за этой процедурой кассирша Валя, которую полагалась иметь по штату. Впрочем, кассирша Валя по совместительству еще разогревала воду на керогазе за цветастой занавеской и выметала щеткой пучки бывшей шевелюры, оставшиеся от очередной жертвы борьбы за финансовый план.