Чувство вины - стр. 3
Ева откинула розовую прядь волос назад, усаживаясь поудобнее, а потом крутанула. Горлышко указало на меня.
– Мар? Правда или действие?
– Правда.
– Что у тебя с ориентацией? Ты по девочкам?
– Ну, я не гетеро,– уклончиво ответил я.
– Гетеро – это кто? – нахмурился Макс. Обилие незнакомых слов его злило.
– Натурал, – шепотом подсказал другу Вера.
–Значит, девушки тебя привлекают? – Ева придвинулась поближе, с любопытством заглядывая мне в глаза.
– Да… – от нее пахло лавандой и пивом.
– Теперь ты крути.
Мама вернулась действительно поздно, друзья Веры давно успели уйти. Мы наскоро прибрались в гостиной, скрывая следы пребывания здесь посторонних людей, и уселись на диван ждать. Когда входная дверь отворилась и мама заметила меня, выражение ее лица сменилось тысячу раз за одну секунду. От мгновенной радости до разочарования.
– Привет, – поздоровался я. – Хотел сделать вам сюрприз.
– Получилось. Ты что, покрасилась?
– Давно ещё, скучно стало просто.
– Синий тебе идёт.
– Спасибо.
Метаморфозы в моей внешности мама ненавидела чуть ли не больше, чем мои речи в защиту всех угнетенных.
– Вы голодны? – спросила она, начиная разбирать пакеты.
– Я – нет, – сказала Вера.
– А я бы не отказался. Что есть?
– Суп куриный, курочка домашняя, жирная. Наваристый вышел суп. Будешь?
– А больше ничего?
– А ты что, теперь ещё и вегетарианка?
– Нет, просто…
– Я купила хлеб, можешь его есть.
– Ну не злись…
– Да что с тобой разговаривать! – Мама махнула на меня рукой и скрылась на кухне.
Мы с Верой остались в гостиной вдвоем.
– Когда тебя нет, она намного спокойнее, – сказала она. Я раздраженно хмыкнул и посмотрел на нее.
– Что б ты знала, я тоже не в восторге от того, что нахожусь здесь.
– Так на кой хрен ты тогда приперлась? Тебе здесь никто не рад!
– Мама просила. Давно еще. Я тут уже больше года не был, Вера. Ты правда ни капельки не скучала?
– По тебе-то? По своей младшей сестре – да, а по этому убожеству, которым ты стала – ни разу. Свали к себе в комнату, не мозоль глаза! – Вера толкнула меня в грудь и вопреки своим словам ушла сама.
Я только слизал с губ остатки горечи после её слов, и сразу же последовал примеру сестры, скрывшись за дверью своей комнаты до глубокой ночи. Было обидно, но я хорошо понимал свою сестру. Раньше мы были очень близки, всем делились друг с другом и всё время проводили вместе, играли, смеялись, гуляли. А потом вдруг выросли. Дороги наши заметно разошлись, когда я впервые заговорил о том, что чувствую. Когда начал коротко стричься, отказался от косметики, влюбился в подругу. Мне очень хотелось рассказать Вере о своей первой любви, каждую деталь, каждое прикосновение и взгляд, но стоило мне назвать женское имя вместо мужского, как в меня полетели оскорбления и угрозы всё рассказать маме. Жить в постоянном страхе, очевидно, почти невыносимо. Я не знал, что будет, если маме станет всё известно. Не знал, в самом ли деле Вера хочет раскрыть меня перед ней. Я тогда ничего не знал, только больше замыкался в себе и меньше разговаривал с посторонними. Такая жизнь похожа на бесконечную готовность к прыжку. Как дикое животное, ощущающее опасность, уже оскалившееся и выпустившее когти. Вот-вот случится что-то ужасное, надо быть наготове, надо разинуть пасть и схлопнуть челюсти, когда чужая голова будет внутри. Постоянная нужна на всех рычать и скалиться, потому что кажется, будто каждый второй человек в твоей жизни – враг. Это жуткий стресс, и я не жалею, что при первой же возможности уехал из города. Но Вера этого не поняла и до сих пор не простила.