Чуть свет, с собакою вдвоем - стр. 40
– Похитили, – решительно заявила Джулия, намазывая булку маслом; впрочем, Джулия любит драматизировать.
Прежде чем взяться за расследование прошлого Надин Макмастер, Джексон счел своим долгом напомнить ей, чем расплатилась кошка за любопытство.
– Ящик Пандоры, – сказала Джулия и потянулась за второй булкой, еще не доев первую. – Хотя на самом деле «пифос» означает «большой кувшин». Пандора выпустила в мир зло и…
– Я в курсе, – перебил Джексон. – Я знаю.
– Людям нужна правда, – сказала Джулия. – Человеческая природа не выносит тайн.
По опыту Джексона, обнаружение правды – любой правды – лишь усугубляет тайну. Не исключено, что маленький Аарон и Кальмарчик обнаружат семейную историю, которую лучше бы запереть на семь замков, подальше от несносной Пандоры.
– Да, но дело же не в том, чтобы тебе понравилось. Важно знать, – сказала Джулия.
Сколько времени ни проводи с Джулией, в итоге все сводится к уютной фамильярности пополам с досадными спорами. Похоже на брак, только без развода. И без свадьбы, если уж на то пошло.
Натан на Террасах добегался до умопомрачения и после сэндвича и вазочки мороженого уснул у Джексона на руках, предоставив Джулии беспрепятственно вкушать чай. Мальчик лежал, точно мягкий мешок с песком, – ощущение тревожило. Джексон сомневался, хочет ли, чтобы сердце взбаламутили несокрушимые священные узы.
Как ни странно, новость о том, что Натан его сын, не осчастливила его – устрашила. Лишнее доказательство тому, что никогда не угадаешь, что почувствуешь, пока не почувствовал.
В последнее время Джулия стала намекать, что Джексону неплохо бы «больше быть отцом» Натану, а им троим – чаще проводить время «по-семейному».
– Но мы не семья, – возражал Джексон. – Ты замужем за совершенно третьим человеком.
Когда Джексону пришлось выбирать, с кем из отпрысков проводить Рождество, он предпочел свою угрюмую дочь (катастрофическое решение). Джулия сочла это откровенным фаворитизмом – может, и не зря.
– Выбор Джексона[76], – сказала она.
– Я не могу быть в двух местах одновременно, – посетовал Джексон.
– А атом может, если верить квантовой физике, – сказала Джулия.
– Я же не атом.
– Ты сплошные атомы, и больше ничего.
– Ну, может быть, но я все равно не могу разорваться. Джексон только один.
– Как это верно. Что ж, веселого тебе Рождества. Бог так возлюбил этот мир, что отдал Сына своего и тэ дэ. А Джексон своему сыну даже рождественского подарка не раздобыл.
– Вздор! – отвечал Джексон. – Чепуха![77]
В «Черном лебеде» Джулия слизывала с пальцев мороженое – когда-то Джексон решил бы, что она дразнится. Раньше Джулия мазалась красной помадой, а теперь губ не красила. Непослушные волосы зачесывала назад и уминала жестким зажимом. Материнство отчасти обесцветило ее. Удивительно, до чего Джексон порой скучал по прежней Джулии. А может, она и есть прежняя, а скучал он по временам, когда они были вместе. Он надеялся, что нет. В сердце больше не осталось места. (Крайне тесное) пространство, отведенное женщине в шкафу Джексонова сердца, почти целиком занимала свечка, что горела чувствами к его шотландской немезиде, старшему детективу-инспектору Луизе Монро. Давнее пламя вяло мигало, никогда не разгоралось в безвоздушности их разлуки. У них не бывало секса, они не виделись два года, она замужем за другим и родила от него ребенка. У людей это не считается отношениями. Кто-то должен свечку погасить.