Чумовая попаданка в невесту - стр. 19
— Твою мать! Твою мать! Мать твою!
Чуть не поскользнувшись на — слава всем богам небольшой — лужице на полу в «умывальне», Матвей резво завернул кран и, не засучив рукав, нырнул рукой прямо в воду, точь-в-точь зимородок за рыбёшкой. Отодрал пробку от слива и выдохнул, чувствуя, как пот кубарем катится по лицу. Удалось избежать катастрофы. Первой, очевидно, но не последней… Матвей бросил три полотенца из бачка на пол, придавил ногой, чтобы впитывали лужицу, и вернулся в комнату, горя желанием высказать всё матом своей новой сожительнице.
Богдана деловито перебирала Янкины шмотки в шкафу, оценивая длину, и, вытащив юбку, которую зайчона терпеть не могла, обернулась к Матвею:
— Молви мне, суженый. Ты мне поверил, а как мне тебя признать? Всё туточки выглядит бесовски. Может, и ты бес али сам диавол во плоти?
— Тьфу ты! — с досадой сплюнул Матвей. — Демоны замуровали, блин! Ага, вот что крест животворящий делает!
И спохватился. Спокойно, только спокойно. Девушка растеряна. Надо её успокоить, надо как-то разрядить ситуацию… Доказать, что он не демон? Да легко.
Матвей оттянул ворот свитера и показал золотой крестик на цепочке:
— Вот, видишь? Я крещённый. Правда, в церковь не хожу, в бога не верю особо, но меня крестили. Сойдёт?
Богдана приблизилась несмело, протянула руку, касаясь крестика, и кивнула со вздохом облегчения:
— Сойдёт. Диавол не смог бы носить святой крест.
— Ну тогда… Ты водку пьёшь?
«Иван Васильевич, вы водку пьёте? — Анисовую».
— Что такое водка? — подняла любопытный взгляд Богдана.
— Алкоголь. Чтобы выпить и расслабиться, — он щёлкнул по горлу, не зная, как ещё объяснить. Она махнула рукой:
— Мёд пью. Пиво если маленько…
— Пиво есть. Пошли на кухню, поговорим за бокалом.
— Пошли, — согласилась Богдана, украдкой повторяя его жест пальцами по горлу.
Матвей покачал головой, вытаскивая из-за системного блока початую бутылку водки. Что там говорят, обращаясь к богу? Спаси и сохрани, чо…
5. Глава 5. Ой да во зелёном во бору…
Обоз остановился на привал, когда солнце поднялось над горизонтом на две ладони. Я машинально высчитала, вытянув пальцы, что сейчас часов девять утра. Папа научил когда-то давно, в детстве. Как сказал Яромир, мы преодолели уже полпути. Осталась одна ночь, и мы в Белокаменной. Дружинники разбили лагерь на удивление быстро — все работали так слаженно, что я аж загляделась на этот танец. Раз, два, вот уже и шатёр над санями, костёр большой зажжён, снег вытоплен, вода булькает в котелке, а лошади гуртом пасутся у деревьев. У каждой на шее холщовый мешок, в котором с шелестом пересыпается овёс.
Мы вышли размять ноги на прогалину у леса. Как всё-таки трудно сидеть целую ночь! Даже ноги не вытянуть как следует, а особенно мне — обожаю спать на животе, раскинув руки в стороны. Даже Матюша ворчит каждый раз: я то в ухо ему заеду, то толкаю с подушки, то пятками брыкнусь. Интересно, скучает ли он по мне? Думает ли о своей Янке?
Я надеялась, что всё же скучает и думает. Иначе как жить, как думать о возвращении? При мыслях о Матвее мне взгрустнулось. А Прошка заметила, спросила:
— Что стряслось, Богданушка? Молви мне всё о твоих горестях!
Я вздохнула. Да, надо бы рассказать ей всё, причём с самого начала, но как знать, подходящий ли сейчас момент? Вдруг я ошиблась в девчонке, и она побежит к Яромиру, растреплет всё, а уж дядя меня просто прирежет на месте. Кинжальчик у него знатный, видела — на поясе висит в ножнах. Конечно, я умею защищаться. Папа настоял, чтобы брала курсы самообороны. Но одно дело — два-три гопника, а другое — мужик с мечом и кинжалом, который с детства, небось, ими машет.