Чумовая попаданка в невесту - стр. 12
Её голубые глаза вспыхнули от восторга, а потом погасли. Прошка отмахнулась:
— Кто ж меня пустит!
— Ой, всё.
Я хотела ещё добавить, что велю и пустят, но тут в сенях показалось грузное тело тётки Анфисы. Она подалась ко мне и прищурилась:
— А ты зачем встала, ась? Велено было лежать да сил набираться! А она по двору гуляет!
— Тётушка Анфиса, мы маленечко… — попыталась оправдаться Прошка, но получила нехилую затрещину и заткнулась. Тут уж возмутилась я:
— Зачем вы её бьёте? Она не виновата, это я захотела!
И встала перед женщиной, вздёрнув подбородок и глядя прямо в глаза. Тётка Анфиса тут же подобрела:
— Ты ж моя неразумная, ты ж моя голубонька, боярышня моя, ну как дитя малое! Вон, дядька приехал справиться о твоём здоровьечке, может, уговорим его тебя сопроводить до Белокаменной! Пойдём-ка, пойдём, поднесёшь ему чарку, поулыбаешься скромненько, как ты у меня научена…
Она подхватила меня под локоть и повела в зал. Там уже сидели, кроме Яромира, большой седовласый старик с морщинистым, словно продубленным от ветра и зноя лицом и несколько других мужчин, помоложе, пониже и поуже в плечах. Все ели прямо руками из общего блюда, пили из металлических кубков, украшенных чеканкой и тёмными камушками, вытирали бороды тыльной стороной руки… Дорогой гость поднял на меня глаза, усмехнулся и, звучно рыгнув, сказал:
— А вот и хозяюшка явилась! Никак не рада меня видеть, Евдокия?
Да, кажется, я выразительно поморщилась. Только недавно отучила Матвея от дурацкой привычки вслух выпускать воздух через рот, всё зря, что ли? Придётся начинать всё с начала… Но, поймав умоляющий взгляд тётки Анфисы, я сказала совсем не то, что хотела:
— Почему же? Я очень рада вас видеть… дядюшка.
Жгучий взгляд чёрных глаз пронзил меня. Вот да. Раньше это выражение было просто книжным оборотом, несколько даже неудачным и слишком пафосным, а сейчас я вживую почувствовала две дырки, прожжённые в моих зрачках. Аж перекреститься захотелось, хотя я никогда не была верующей и в церковь не ходила. Но я снова пересилила себя. Тьфу ты, Янка, представь, что он просто клиент: немного выпивший, качающий права, тупенький мудачок. Улыбнулась, опустив глаза, чтобы спасти сетчатку от ожога, и пробормотала:
— Ещё вина?
Яромир громко усмехнулся:
— Ну, налей, налей, боярышня. Всем налей, хозяйка.
Служанка подала кувшин, и я пошла к столу. Наполнила подставленный кубок и уловила резкий запах вина. Фу, гадость какая… Как они могут это пить? Оно точно с пробкой! Понюхала ещё раз, не обращая внимания на удивлённые взгляды мужчин, и покачала головой. Нет, не затхлое, но слишком густое и необычное. Таким напиться даже литра не надо.
— Что же ты, Евдокия, неужто вина захотелось? — снова усмехнулся Яромир. — Баяли, что ты умом тронулась, вот вижу, правду люди говорят.
— Что ты, батюшка! — вмешалась всполошившаяся Анфиса. — Что ты! Наша боярышня себя блюдёт!
Блюду, ага, ещё как. Захотелось выбежать из зала и хорошенько проржаться с них со всех, но я решила не портить карму. Я Богданушка, мне надо блюсти себя, быть скромной и милой…
— А пошто гадать в баню ходила, а? Отвечай, Анфиса, твои языческие штучки?
Яромир стукнул ладонью по столу так, что тарелки и кубки подпрыгнули и жалобно звякнули. Анфиса сладенько улыбнулась, подобравшись поближе ко мне и поглаживая по спине: