Чумные псы - стр. 8
Добравшись до сетки, терьер потерся об нее ухом, словно пытаясь избавиться от повязки, но тотчас, вздрогнув, оставил свое намерение и уселся на пол против соседа – огромного черного косматого пса.
– Рауф! – позвал терьер. – Рауф, прикинь, они утащили все рододендроны, оставив только червяков. Вертится, вертится шар го… Ой, а темно-то как! Лишь одинокая звезда светит мне прямо в глотку, вот и все. Прикинь, Рауф, мой хозяин…
Черный пес вскочил на лапы, и это движение автоматически перекрыло подачу в шланг кислорода. Скаля зубы и пригнув уши, кобель подался назад, приникая к соломе. Глаза у него горели яростью, он принялся лаять так, словно на него со всех сторон наседали враги:
– Рауф! Р-р-рауф! Гр-р-рауф!
Он поворачивал голову из стороны в сторону, выискивая, в кого запустить зубы.
– Гр-р-рауф! Рауф! Рауф!
Остальные псы в помещении немедля откликнулись:
– Я бы тебе задал, если бы мог только добраться!
– Эй ты там, заткнись!
– Думаешь, тебе одному не по нраву эта поганая дыра?
– Слушайте, дадут нам хоть немного поспать, а?
– Ау! Ау! Это, верно, тот паршивец, который хотел быть волком?
– Рауф! – быстро вставил терьер. – Рауф, быстро ляг и затихарись, пока грузовик не приехал… то есть пока листья не загорелись! Я-то уже падаю со всей скоростью! Если замолчишь, я сумею до тебя дотянуться…
Рауф рявкнул еще раз, затравленно огляделся, потом медленно понурился, подошел к сетке и обнюхал прижатый к ней черный носик соседа. Еще несколько мгновений, и он улегся и начал тереться черной лохматой головой о вертикальную стойку.
Шум в помещении постепенно затих.
– От тебя железной водой пахнет, – сказал терьер. – Ты опять в железной воде плавал, ну и дух, говорит мой нюх, ух, ух…
После долгого молчания Рауф ответил:
– Угу. Вода.
– Вот-вот. Пахнет, как у меня в поилке. Я угадал? Кстати, там дно грязное. Я все чую, хоть у меня в голове и устроили загончик для кур…
– Что?
– Я говорю, в голове у меня устроили загончик для кур. Те, в белых халатах, все проволокой заплели.
– Когда это они? Я что-то не вижу…
– Еще бы, – сказал терьер таким тоном, словно отмахивался от совершенно бессмысленного вопроса. – Ну конечно же, видеть этого ты никак не можешь!
– Вода… – снова пробурчал Рауф.
– Слушай, а как ты выбрался? Ты ее всю выпил, или солнышко ее высушило, или как?
– Не помню, – ответил Рауф. – Выбрался… – Он уронил голову на солому и стал лизать и покусывать подушечку передней лапы. Потом сказал: – Выбрался… Я никогда не помню, как вылезаю оттуда. Наверно, они вытаскивают меня. Короче, отвяжись, Надоеда.
– А может, ты вовсе и не выбрался, – сказал терьер. – На самом деле ты утонул. И вообще все мы уже умерли. То есть даже и не рождались. Живет на свете мышка, певунья – лучше нет… Меня укусили за самые мозги, и все время идет дождь. По крайней мере, в этом глазу.
– Надоеда, ты спятил! – зарычал Рауф. – Хорош болтать, я очень даже живой! Если не веришь, просто не отдергивай голову…
Терьер отскочил прочь. И весьма вовремя – там, где только что был его нос, лязгнули челюсти.
– Верно, я спятил. В голове сдвиг, летит грузовик… я очень извиняюсь. Дорога – ну, где все это произошло – она была черная и белая. Прямо как я, понимаешь?
Он замолчал, потому что Рауф перекатился в соломе и опять замер, словно выбившись из сил.