Чумной поезд - стр. 31
– Позабыли что? – поморщился Герасименко.
– Позабыли, что кроется за словом «чума». Для нас уже давным-давно за ним кроются только природные очаги и редчайшие случаи одиночного заражения. Бубонная форма для нас нечто вроде страшилок на ночь, так как не осталось черных крыс, способных ее переносить. Мы позабыли, что бывает и легочная форма, способная выкашивать мегаполисы при имеющемся уровне смертности и при почти полном отсутствии возможностей ее заметно снизить.
Она достала из портфеля пачку бумаг и одним стремительным движением раскинула их на столе, так что они оказались перед каждым участником совещания. Это были копии древних гравюр на тему чумы. Средневековые врачи в жутковатых масках, женщина в черных лохмотьях, верхом на крысе, танцующие скелеты, телеги, полные трупов.
– Я вам напомню, что такое чума, – пообещала Наталья. – В первую очередь это высокая смертность. Древние понимали важность наглядной агитации и выполняли ее, как умели, но весьма эффективно.
Она выложила на центр стола две гравюры. Одна изображала сожжение горы трупов, другая телегу, заполненную мертвецами.
– Если не лечить, то при легочной форме мы получаем почти сто процентов смертности. Если лечить антибиотиками, то девяносто пять. Эта статистика – неизбежность. Заболел – умер.
Она выдвинула на центр стола гравюру с танцующими скелетами.
– Вы нас запугать решили? – пробурчал Герасименко. – Мы тут, знаете ли, пуганые.
– Незаметно. Два часа! Два! А вы только думаете, какие меры принять! Хорошо хоть Кочергин город перекрыл.
– Наталья Викторовна… – Людмила Сергеевна старалась не смотреть на гравюры. – Мне кажется, вы сгущаете краски. Нет никаких данных, позволяющих сделать заключение о распространении очага. У нас один больной. Уже много часов. И нигде в городе больше не проявилось ничего подозрительного. Нигде.
– О чем это, по-вашему, говорит? – не скрывая иронии, спросила Наталья.
– Мы как раз до вашего прихода обсуждали это.
«Обсуждали они! – закипая от гнева, подумала Наталья. – Беседовали! Еще бы самовар на лужайке растопили».
– И к какому выводу пришли? – не выдавая эмоций, спросила она.
– Смотрите сами. О пропаже парня никто не заявил. Нашли его около автомобильной дороги, со следами побоев, а также со следами перцовой вытяжки. Что это значит? Значит это, что была потасовка, драка. Кочергин проверил все ночные клубы и дискотеки, ничего не было, а он докладывал еще до вашего приезда и предположил, что, вероятнее всего, из Москвы на юг ехала компания. Эдакие любители активного отдыха, они разъезжают на микроавтобусах в погоне за ветром, волнами, скалами… Ну, за чем они там гоняются? По дороге повздорили, например, из-за девушки. Парня избили, а потом выкинули на обочину и поехали дальше.
– Вы правда в это верите? – с легким нажимом спросила Наталья. – Или пытаетесь убедить себя, что все вот так и было и что ваш город беда миновала? Ведь куда уехали еще несколько гарантированно зараженных, уже не ваша головная боль, а моя. Так?
– Дело не в головной боли, а в компетенции, – уточнила Людмила Сергеевна. – В этом случае действительно это будет уже не в нашей компетенции, а в вашей как представителя головной организации.
– Красивая картинка, да. Не то что эти. – Наталья показала на копии гравюр. – Но, чтобы делать такие выводы и чтобы на них можно было опираться, вам бы не мешало познакомиться с «черной смертью» поближе. С ее коварством. Побродить по степям в противочумном костюме при температуре за сорок. Посмотреть в глаза двенадцатилетнему киргизскому мальчику, которого уже не спасти, потому что он от голода поймал зараженного суслика, зажарил на костре и съел. А потом за двое суток сгнил от септической чумы, успев перед смертью заразить родителей и братьев с сестрами. А так, боюсь, эта картинка существует только в вашем воображении. Знаете почему?