Чудо в перьях - стр. 9
– Ну, и ещё чисто литературный вопрос, – пропищала Марьянова, вредная тётка. – Какая фабула у повести?
– Очень большая, – гордо ответил Лыско, автор. – Триста восемьдесят пять таких вот листов.
– А сюжет в детективе должен оптимистически кончаться, – не унималась Марьянова. – У Вас, автор, как с этим делом?
– Поймали всех. Много мусоров наехало. Скрутили и наших, и ихних, да вообще всех, кто в кафе был. Шмяк – каждого третьего, хряпс – каждого второго. Ты-дынс каждого первого! Даже поваров – «шарах»! по сытым мордам. А директора кафушки не нашли. Убёг, подлец. Но, главное, всех честно посадили на 10 лет общего режима. Так хорошо работает советская милиция. Об этом и детектив мой. Кто осмелится сказать, что наша милиция нас не бережет и мышей не ловит?
– Ну, хорошо, что больше нет вопросов, – обрадовался председатель. – Скоро напечатается первый в области собственный детектив.
Автор поклонился и, прижимая рукопись к груди, сел на место, пустив маленькую, сверкающую слезу радости от удовольствия.
– Осталось теперь три поэтических книжки выбрать. Одну нашли уже. Это толстая детская поэма сантехника Перегудова про курочку и маленькое яичечко. Её вы уже слушали. А где мясники с базара, тоже детские поэты? – снова влезла Марьянова, технолог пивзавода. – Руки в крови до плеч, а деткам стишки кропают. Вы должны убийцам писать в тюрьмы и комарам- кровососам. Нонсенс же – мясник и дети. Чистыми руками надо деткам хоть что давать. Жизнь их потом сама замажет. Заляпает и загадит.
– Да мы детей как раз любим! Потому им и пишем! А рубим уже убиенную скотину для вас. Как пожрать свининку, так у всех рот, небось, в слюнях? Мы, к слову ни одного ребенка топорами не порубили за десять лет. А, наоборот, дарим им радость стихотворную. Пусть привыкают, что и среди мясников есть добрые люди, – сказал главный из трёх мясников-поэтов Скороплюев Василий. Я слова придумываю, Гришка Кукин рифмы, а Митрий Чувашев всё это в кучу собирает. У нас для малолеток стишков на пять книжек крупными буквами набирается. Но издадим покедова одну и, если родители этих мальцов не бросят у нас мясо покупать, значит, мы талантливо написали. Прослеживаете прямую связь?
Давай, сбацай стишок уже! – нетерпеливо заёрзал на стуле поэт-сантехник Перегудов. Он уже свой отдекламировал и желал от души мясникам громко провалиться, чтобы книжку не выпустили и этим поэзию не осквернили.
– Стишок написать – это вам не на базар за мясом сходить, – убеждённо сказал Скороплюев Василий. – Вот детишкам подарок в рифму. Зовётся он красиво: «Болтливый заяц». Это вроде как он сам спьяну-то и рассказывает зверям в лесу:
«Без важной для порядка ксивы
не чуем проседи в глазах,
Не только те у нас игривы,
кто стонет, словно льнёт слеза.
И к случаю на целый вечер,
а воздух сильно прёт и лечит
и вновь предметы нечестивы…»
– Браво! – орали почти все.
И все три мясника утонули в аплодисментах, хлынувших на их крепкие тела волной шторма баллов в семь. Их качнуло с непривычки. Хотя были они парнями суровыми, как и требовала основная профессия. При публичном разделении за прилавком туши на пашину, корейку, грудинку и окорок покупатели, наблюдающие за грустным видением расчленения тела, сильно задумывались и траурно молчали.
– Значит, не одной Агнии Барто дано чуять детскую душу, – просто и ясно сказал председатель, когда хлопать прекратили. – Вот он – шедевр поэзии: «Без важной для порядка ксивы не чуем проседи в глазах». Так написать! Завидую сам!