Чудо ты мое, зеленоглазое - стр. 3
На кухне мягко тикали настенные часы. Петрович на секунду задержал у рта ложку и взглянул на них. Стрелки показывали без четверти шесть.
– Ну, пожалуй, мне пора, дочка, – старик отодвинул пустую чашку и, не торопясь вставать, сдержанно улыбнулся: – Как-то не хорошо получается… Сам я наелся, а дома у меня некормленая ушастая скотинка скучает.
– Да ты ешь, папа, ешь! – Светлана, пышнотелая, с улыбчивыми глазами женщина, потянулась к кастрюле. – Прямо беда, не умею я понемногу готовить. Вот и Сережка поэтому на меня ругается.
Большой, полный до краев, половник опрокинулся в тарелку Петровича.
– Да уж… – старик проследил глазами движение полной женской руки. – Может и в этот раз многовато будет?
Света засмеялась:
– А ты что, родной дочки, что ли, стесняешься? Ешь!..
Петрович искоса взглянул на дочь и, не к месту, сказал:
– Губа вон у тебя…
– Что, губа? – насторожилась дочь.
– Битая…
Светка прикоснулась пальцами к уголку рта. Улыбка женщины стала гаснуть.
– Это ничего… – тихо сказала она. – Скоро пройдет.
– Опять Сережка дрался?
– Пьяный он был… Сам себя не помнил.
– А бил-то за что? За то, что ты ему, стервецу, слишком много наготовила?
У Петровича кольнуло сердце. Он невольно подумал о том, что, пожалуй, уже совсем скоро это такое родное лицо станет совсем другим: измученным, болезненным, с потухшими глазами и без мягкой лукавинки доставшейся Светке в наследство от матери.
– А дети где?
– Миша и Коля в школе, секция там у них какая-то. А Машеньку Марья Васильевна к себе пока забрала. Пусть побудет немного с бабушкой.
– И то верно. Нечего девчонке смотреть, как пьяный отец над матерью изгаляется.
– Да Сережка, он ничего… – губы Светки снова тронула робкая улыбка. – Вот только если бы не пил…
– Водкой дерьмо не прикроешь. От водки оно только жиже становиться, – старик тоскливо оглянулся по сторонам. – Слышь, Светк, может быть нам с тобой уехать куда-нибудь, а?..
– Куда? И кто и где нас с тобой ждет?
– Да ты погоди, – Петрович подался вперед и, навалившись грудью на стол, приблизил свое лицо к потупленному лицу дочери. – Ты думаешь, я не вижу как ты мучаешься? Не по-человечески все у вас как-то получается с Сережкой, понимаешь?.. Не по-людски. Вчера лег я спать, а сна нет, хоть убей. И все мысли в голову лезут. Не хорошие мысли, Светка, злые и проку-то от них, если разобраться, никакого нет. Такого, как твой Сергей, только могила исправит. А три дня назад Витька, брат твой двоюродный, из деревни мне письмо прислал. Пишет, живут, мол, они там хорошо: огород у них полгектара, хозяйство…
– Детей, папа, на огороде у Витьки не вырастишь.
– Но в деревне все ж таки легче нам с тобой будет.
– Везде, пап, хорошо, где нас нет, – вздохнула Светка. – А еще лучше там, где нас с тобой не будет никогда.
В коридоре хлопнула входная дверь. Молодая женщина скользнула по лицу отца изменившимся, испуганным взглядом.
– Ты, папа, иди лучше домой, а?.. Поздно уже.
Петрович выпрямился, не хотя, отстраняясь от дочери.
– Не глухой, слышу. Пришел твой благоверный.
– Папа, я тебя прошу, уходи, пожалуйста!
– Не гони, сам уйду, – опираясь на спинку стула, старик встал. – И за что нам с тобой такое наказание, дочка? За грехи мои, что ли?..
В коридоре загремело опрокинутое ведро. Старик шагнул к двери, и уже протянул было к ней руку, как вдруг та распахнулась сама и с тупым звуком ударилась об угол шкафа.