Чудо, тайна и авторитет - стр. 28
– Нет, – прошептал R. – Нет, не сегодня.
Он не делал ничего, просто сидел, минуту за минутой – только подрагивающая рука водила по спутанным детским волосам. Взгляд же, по-прежнему пустой и почти не мигающий, устремлен был на дверь, в точку над ручкой. К., в свою очередь, жадно, пристально наблюдал за R., нет, за ними, за ребенком и взрослым, – и тошнота, и сердечная боль уходили все дальше. Нет, второму волку не воскреснуть. К. был прав, точно прав, а слова призрака «твой преступник» знаменовали лишь насмешливое, предостерегающее напоминание: не всегда. И мерзкий запах клубился вовсе не вокруг R.; источником было что-то другое. Кто-то.
И кажется, он был рядом.
Начавший задремывать R. подскочил: в двери снова проскрежетал ключ. На этот раз звук был иным, каким-то дробным – несколько раз в скважину явно не попали, точно рука дрожала. От нетерпения, от возбуждения? Удавкой мускусный запах обернулся вокруг шеи К. В спонтанном отвращении, едва дверь начала отворяться, он отпрянул как ошпаренный, тут же спохватился, развернулся…
Нет. Нет. Нет.
Обледенелая дверь, обледенелые стены. А в коридоре плавал туман. Силуэт, замерший на пороге, он делал текучим, неразличимым. Человек… Василиск… был высок, вот и все. Лицо, плечи, одежда – все расплывалось, да еще двоилось, как К. ни напрягал зрение. Он шагнул ближе и сощурился, но ничего не изменилось; прислушался – но человек будто не дышал, так что невозможно было узнать его по сопению, шмыганью носа – любому косвенному признаку. О… как же К. мечтал сейчас об одинокой своей свече.
За его спиной R. привстал и простер одну руку в защитном жесте над мальчиком.
– Вы… – пробормотал он, но и по лицу его, полному ужаса, ничего понять было нельзя. – Отойдите, не смейте, нет…
Быстрая реакция, поражавшая К. на облавах и учениях, в те годы явно еще не была ему свойственна: R. только вставал, а дверь уже закрывалась, бесшумно, но стремительно. R. подлетел, впился в ручку – но в скважине успел повернуться ключ. Пока R. трясущимися руками искал по карманам свой, смолкли спешные шаги. Запах тоже рассеивался. К. уже почти не сомневался: это не был запах в чистом виде. R., судя по его поведению, ничего необычного не почувствовал, когда выглянул в опустевший коридор, добежал до угла, потом до парадной лестницы, потом до черной…
– Боже, боже… – пробормотал он, возвращаясь назад. Прислонился в изнеможении к двери, сполз на пол, опять схватился за голову. Никого не стал звать. Почему?..
К. стоял над ним не в силах шевельнуться. Он проклинал себя, не понимал причину внезапной слепоты: ведь видел в темноте и ребенка, и чашку, и R. А силуэт в коридоре… почему он плыл? Почему менялся каждую секунду, точно выплавленный из ртути или сотканный из ночных облаков? R. поднялся, расправил плечи, вернулся к изголовью кровати и сел. Прижал мальчика к себе, зажмурился – но через несколько секунд отстранился. Поднял глаза. Посмотрел, как показалось К., прямо на него, хотя, конечно, в точку за его головой. Закрыл лицо руками. И затрясся от сдавленного плача.
Мир тоже снова задрожал – и куда-то провалился. К. больше не тянуло крючьями, стены не двигались – он просто падал в пустоте вместе с куском паркета, над которым парил. Вокруг летели предметы, то обгоняя его, то оставаясь позади: диваны и скелеты, чайные сервизы и экипажи, турецкие сабли, книги, иконы, газеты, гнилые яблоки, шпаги, а чаще всего – часы, бесконечное множество идущих часов. Фантасмагорическое зрелище… но К. оно не интересовало. Задрав голову, он все пытался уцепиться взглядом за спальню, которую покинул. За R., оставшегося один на один с какой-то ужасной правдой. Со слишком незакаленным сердцем, чтобы справиться.