Чудо - стр. 19
Значит, прислуга к тому же и бедная родственница. Такому зависимому человеку трудно отказаться принять участие в заговоре.
– Где она спит?
– На скамье.
Анна кивнула в сторону кухни.
Разумеется, нижним сословиям достается меньше кроватей, чем членам семьи, поэтому приходится импровизировать.
– А твои родители?
– Они спят в закутке.
Либ не знала такого слова.
– Для кровати отгорожено место на кухне, за занавеской, – объяснило дитя.
Либ уже раньше успела заметить портьеру из мешковины, но подумала, что она отгораживает кладовку. Как нелепо со стороны О’Доннеллов оставлять пустой лучшую комнату, а самим спать в импровизированной комнатушке. Вероятно, у них все же достаточно гордости, чтобы стремиться к большему.
Прежде всего надо было проверить, не служит ли эта узкая спальня для трюков с едой. Либ дотронулась до стены, и у нее на пальцах остались чешуйки побелки. Какая-то сыроватая штукатурка, а не дерево, кирпичи или камни, как в английских домах. Ну, по крайней мере, это означает, что легко будет обнаружить любое углубление, в котором может быть спрятана еда.
Она должна быть уверена, что девочке негде укрыться от ее взгляда. Для начала следовало убрать старую расшатанную деревянную ширму. Либ сложила вместе три створки и отнесла ее к двери.
Не выходя из спальни, она заглянула на кухню. Миссис О’Доннелл помешивала что-то в трехногом котелке, стоящем в очаге, а прислуга месила тесто за длинным столом. Либ внесла ширму со словами:
– Нам это не потребуется. Можете принести мне таз с горячей водой и тряпку?
– Китти, – повернув голову, обратилась к горничной миссис О’Доннелл.
Либ украдкой бросила взгляд на девочку, снова шептавшую молитвы у кровати.
Затем вернулась к узкой кровати, стоявшей у стены, и принялась разбирать ее. Деревянный остов кровати, соломенный матрас, покрытый заляпанным полотняным чехлом. Ну, по крайней мере, не перина. Мисс Н. проклинала перины. Новый матрас из конского волоса был бы более гигиеничным, но Либ едва ли может попросить О’Доннеллов раскошелиться на такой. Она подумала о сейфе, набитом монетами, которые формально предназначались для бедных. Кроме того, Либ напомнила себе, что приехала сюда не для того, чтобы заботиться о здоровье девочки, а лишь анализировать его. Она прощупала весь чехол – нет ли утолщений и прорех в швах, в которых можно что-то спрятать.
Странное звяканье на кухне – колокольчик? Звук повторился один, два, три раза. Созывают семью к столу на дневную трапезу? Но разумеется, Либ придется ждать, пока ей принесут еду в спальню.
Анна О’Доннелл поднялась:
– Можно, я пойду и прочту «Ангелус»?
– Тебе следует оставаться в поле моего зрения, – напомнила Либ, ощупывая валик, набитый оческами.
На кухне послышался голос. Голос матери?
Девочка, опустившись на колени, внимательно прислушивалась.
– И она зачала от Духа Святого, – откликнулась Анна. – Радуйся, Мария, благодати полная. Господь с тобой…
Либ узнала эту молитву. Это явно не личная молитва. Анна громко выпевала слова, и они доносились до соседней комнаты.
За стеной голосу Анны вторили приглушенные женские голоса. Потом все стихло. И вновь зазвучал голос Розалин:
– Се, Раба Господня.
– Да будет Мне по слову твоему[3], – откликнулась Анна.
Либ отодвинула кровать от стены, чтобы иметь возможность подходить к ней с трех сторон. Потом для проветривания перекинула чехол через спинку кровати и поставила рядом валик. Молитва продолжалась – с призывами, откликами, хором и звоном колокольчика.