Чудо для Долохова - стр. 6
Вот и дом. Долохов прошёл через двор, вошёл и сел на кровать, уставился в пол. Эта фраза, она выматывала. Крутилась и крутилась в голове.
Долохов не мог даже крикнуть: «Всё, хватит! Надоело! Пошёл к чёрту!» Он не мог прекратить думать, потому что думали теперь за него, пользуясь им, Долоховым. Он теперь просто присутствовал. И крутившаяся в нём в последнее время фраза, наверное, свела бы его прежнего с ума. Она надоедливо всплывала, когда вспоминалось её лицо. Той девушки. Анны. И старика… Парень тоже приходил. А паразит молчал и слушал. Он любопытный.
Спины лежавших, отвернувшихся к стене, мертвяков. Тишина. Серая пыль везде. На полу отпечатались следы, его, Долохова. День за днём. Больше здесь никто не ходил. Только он…
Каменные цветы
– Женщина. Двадцать восемь лет, – говорил Кру-Бе, прохаживаясь по светлой и очень пыльной комнате. – В резервацию на Ларусе поступила два месяца назад…
Когда комиссия вошла в дом, здесь стояла тишина. Один ларус в мягких спортивных брюках и яркой жёлтой толстовке, лежал, отвернувшись к стене. Трое стояли возле окна. Странно похожие, будто под копирку. Куклы, пальцы одной перчатки, надетой на чью-то чужую руку и, может, не рука это. Ларусы развернулись и сонно следили за живыми. Лишь на одном из них была новенькая куртка, застёгнутая наглухо под горло, брюки, мятые от лежания, но чистые, седые волосы стянуты в хвост.
«Этого посещают родственники, и, пожалуй, вон того, в жёлтом», – отметил Кру-Бе. Остальные были будто вывалявшиеся в пыли, проклятый газон, пыль от него была везде.
Кру-Бе отчего-то опять вспомнил Долохова. «Надо будет узнать, когда поступил этот землянин в резервацию. Он в форме, а значит, из первых заражённых, и скорее всего его паразит самый взрослый».
Трое других обитателей дома следовали за Кру-Бе по пятам. Торианин шагал нетерпеливо, ступая пружинисто и мягко в своих прекрасных мягких донзах, немного подпрыгивал при этом. Он понимал, что если остановится, то ларусы столпятся возле него как дети. Дети со странной силой. Так уже было, и обслуживающий персонал здесь боялся попадать в такое окружение.
– Адаптация шла тяжело. Первый месяц она тихо выла…
– Её звали Анна Хименес, – сказал Лукин.
– Да, благодарю, мне сложно называть имена землян. Женщина бродила по улицам посёлка. Потом бросилась на сетку. Но паразит смягчил удар, и она не сгорела от дуги. Обуглилась, однако паразит был жив. И она, и её ребёнок были мертвы, но живы. Да, я не сказал, она была беременна. Убитую нашли здесь, неделю назад, в этом самом доме. Голова отделена от туловища. Камеры слежения, как и в других двух случаях, выключены. Следы, так же, как и в тех случаях, затоптаны, потому что убитые все найдены на второй, третий день после убийства.
Мертвец, сидевший на койке, крытой синтетическим одеялом, поднял руку, потянул её вверх, сжав пальцы.
– Что тебе, Марк? – спросил вдруг очень мягко Лукин, прочитав имя землянина на шильдике.
– Похороните меня, – сказал медленно мужчина.
В его светло-серых сонных глазах, на самом дне их, мучительно что-то отражалось, болезненное, важное для этого человека.
Присутствовавшие переглянулись. «Подпишут, точно подпишут похоронную им всем. Пожалеют и подпишут. Наверху только этого и ждут. А потом найдём способ помочь и будем долго и мучительно сожалеть, и платить по искам», – подумал Кру-Бе, отводя взгляд.