Чудо для Долохова - стр. 12

И курил. Курил жадно, самокрутка выгорала наполовину от одной затяжки, края её тлели.

– Смешно, понимаешь. Вредный я. Паразиту говорю – водки хочу. Плеснёшь в стакан, говорю, накатишь, и такое тепло… чувствуешь, поплыл. Хорошо. А если, говорю, сигаретой затянешься… Ну, он меня и придавил сразу накрепко, не продохнуть, проще сдохнуть, так скрутило, Тёма… Видно, решил, что трудновоспитуемый я. А я не пил, Тёма, нельзя мне было, сердце больное. А потом и этот прибил. Надоел я ему. «Что ж ты, говорит, такой жалкий-то». Пожалел! И убил. Робота своего привёл и голову-то чик. Ни крови тебе, ничего. Чистая работа. Одно слово – уборщик. А я, Тёма, так странно, из угла смотрел, из правого верхнего, выбило меня туда сразу, как он по шее-то чикнул… Стало быть, живые мы.

«А я вот не сдох, Антон Иванович, до сих пор ноги таскаю».

Долохов, не оглядываясь, шёл назад. Паразит молчал. Он наказывать любил. А Долохов снова и снова повторял. «Не смог… не смог я. Простите, Анечка, Милош, Антон Иванович… паразит может, а я нет… не могу… не хочу».

В дом, где жили женщины, Ефим в этот день не пошёл.

Ларусы стекались медленно. Окружали людей, вставших в круг. Лица ларусов были неподвижны, а глаза… Паразиты смотрели во все глаза. Прилетели два вока. Сели, уставив свои сложенные пополам крылья в газон. Восемь ларусов ториан. Земляне. Их тянуло в круг, как на поводке. Они торопились. Их вело, тащило к играющим. На лицах будто было написано: «Что это вы тут делаете? Я только посмотрю». Мяч держал их взгляды, они следили за ним.

Ларусов собралось что-то около тридцати. Кинт сразу об этом сказал Бле-Зи, стоявшему к нему ближе всех.

– Тридцать два!

Но игра шла, и ничего не происходило.

Вот уже Кинт дважды зевнул, пропустил две подачи, получил в лоб мячом от Гранта. Рассмеялся натянуто. Вежливо послал разогревшемуся и побагровевшему генералу верхнюю боковую. Тот упустил и расхохотался:

– Крюком?! Где научился, летун?!

Подал Лукину.

– На Земле, не помню название где, лил дождь, и спасал только спортзал, – Кинт был доволен, он встопорщил крылья и оглянулся на своих ларусов.

Кру-Бе разговорился. Влупил по мячу, отправив Бле-Зи, тот неумело своими четырьмя пальцами переправил его Грассе.

– Когда я учился на Воке, – громко говорил Кру-Бе, –  у меня был друг землянин. Его звали Бутанназиба… он был огромного роста и чёрен, как ночь. Говорил, что его имя означает рождённый вечером… Это было прекрасно… нам всем нравилось повторять его имя и у нас ничего не получалось. Тогда мы играли в волейбол через сетку. Бутанназиба стоял под ней и невозмутимо перекладывал мяч на другую сторону. Мало кому удавалось взять этот мяч. С тех пор мы любим играть обязательно вечером… У нас новый болельщик.

Долохов остановился посредине улицы, повернулся к толпе. Над толпой вскинулись руки, крылья, мелькнул… мяч… засмеялись… хохот.

В голове запрыгали картинки со страшной скоростью… потянуло вперёд. Здорово потянуло вперёд. Руки, ноги двигало и тащило.

Долохов деревянно пошёл. Прошагал в первый ряд. Его внимательные сонные глаза напряжённо ухватились за мяч. Не отпустили, дёрнулись вслед за ним к Лукину…

Лукин подпрыгнул.

Подал мяч прямо в Долохова.

Рука Долохова вскинулась вверх.

Глухой удар кистью.

Мяч со страшной силой полетел в Лукина.