Чудо-чадо и чудовище - стр. 7
– Вообще не я с ним целовалась, а он со мной! – оправдываюсь. Сопротивляюсь напору дочери, как могу. – Он все равно для нас незнакомец! Мы даже не знаем как его зовут.
– Дим Димыч меня зовут, – легко отзывается чудовище.
Оказывается, расстояние между нами быстро сократилось, и теперь нас с чудовищем разделяет чуть меньше метра. Мы оба вторглись в личное пространство друг друга, а выйти из него почему-то я не могу. Он, по всей видимости, тоже не собирается.
И я смотрю прямо перед собой, не находя в себе смелости поднять глаза выше. Взгляд упирается в распахнутый ворот мужской рубашки. Там, на смуглой коже груди соблазнительно кучерявятся черные волоски. Настолько завлекательные, что хочется заглянуть глубже, дальше, еще ниже. И вообще я бы посмотрела на это тело без рубашки. Уверена, там есть что оценить. И потрогать.
Господи, откуда у меня такие пошлые мысли? За доли секунды меня то окатывает жаром, то бросает в жестокий холод. Что это? Температура? Я заболела? После мороженого?
Непроизвольно облизываю пересохшие губы, закусываю нижнюю.
Кадык чудовища дергается вверх-вниз.
Я согласна на хомяка! И на кошку. В конце концов, собак я тоже люблю!
Наши "гляделки только не в глаза" прерывается дерганием рук. Синхронно опускаем головы на Маришку.
– Тебя зовут Дим Димыч? Как в Фиксиках? – округляет глазенки моя девочка.
– Где? – прочистив горло, спрашивает мужчина.
– Ну в Фиксиках, в мультике, там мальчика зовут Дим Димыч. Ты что, не смотрел?
– Неа.
– У-у, – с интонацией, будто Дим Димыч – потерянное для общества звено эволюции, протянула дочь и тут же спохватилась: – А я Марина. А это мама Лена, – и запрыгала обезьянкой вокруг нас моя неугомонная девчонка.
Кто бы мог подумать, что минутой ранее она носом шмыгала?
– Странно сначала целоваться, а потом знакомиться. Елена.
Протягиваю руку мужчине, стараюсь скрыть неловкость. Не удается. В зеркалах, что прячут половину лица этого нахального типа, отчетливо вижу двух одинаковых смущенных девушек.
– Согласен, странно. Дмитрий.
Улыбается уголком губ и пожимает в ответ уже знакомой лапой–ладонью.
В затылке слегка заныло от воспоминаний этой ладони на моей голове. И не только затылок отозвался на прикосновение. Легкие снова с радостью приняли понравившийся им аромат и словно крылья бабочки развернулись под ребрами, с вожделением прося «Еще, еще!».
Чувствую, как краснею который раз за день. Иду на рекорд. Надеюсь, стекла у очков нахала действительно темные и пунцовые щеки мои он не видит.
– Можете звать меня Дим Димычем. Прошу.
Видя мое замешательство, с усмешкой добавляет:
– Будете долго думать, карета превратится в тыкву!
– С чего это вы передумали? – слежу за скачущей Маринкой, держу малышку по привычке в поле зрения. – Как же ваша работа? Прогулять решили?
– Подождет моя работа. Есть дела важнее. Марина, запрыгивай.
Марине дважды повторять не надо. Стрекоза моя обегает нас кругом, запрыгивает на заднее сиденье и скрывается с глаз внутри салона.
– У вас нет детского кресла, – возмущенно шиплю Дим Димычу с последней надеждой в душе отказаться от поездки с наглым незнакомцем. – Это небезопасно. Дочь, вылезай, – приказным тоном обращаюсь к дочери.
– Неа. Мам, я пристегнусь! – раздается из салона.
– Я ее пристегну, – обещает чудовище.
Я не успеваю ахнуть, как вдруг он хватает меня широченными ладонями за талию, поднимает над землей легко, как пушинку, и переставляет на другое место. Сам лезет в машину, сверкая передо мной филейной частью. Красивой надо сказать частью, которой я начинаю любоваться, пока она передо мной светит. Быстро оглядываюсь проверить, не наблюдает ли кто–то за моим нескромным разглядыванием, и снова пялюсь на аппетитные булочки, закусив губу. Интересно, эта задница такая же упругая, как каменные грудные мышцы, о которые я уже имела счастье сегодня отбить ладошку?