Что внутри у манекена - стр. 13

…И в таинство его присутствия. Масштаб личности сотрясает действительность.

Говорить по прежнему может только Вадик. В 19 лет ещё можно оставаться на столько бунтарем, чтоб обратиться лично к мифическому полу-божеству.

– Так ты Стэфан или Степан?

– Когда как. Зависит от обстоятельств.

– А по паспорту?

– Смотря по какому.

Таинственный сюр от звука его грудного небрежного слишком ровного неспешного голоса только ещё больше сгущается. Лаконичность только дорисовывает мифичность образа.

Следующей очнулась Соня. Не смевшая поверить, что уже заговаривала с ним, и это было так мимолетно.

И она его не узнала! Тоже!

Нет, она не фанатка. Как бы. Как-будто… Как и все.

Но актуальнейшие её мысли снова озвучил вездесущий Вадик:

– Кстати, приятно видеть тебя… одетым! – несло парня, – а то у тебя в соцсетях в последнее время что ни фото, то эпически-эротический шедевр! Оно понятно, тебе-то от ай-ти-вундеркинда до кино-секс-символа – один шаг, но с какой целью, хочется полюбопытствовать, народ будоражишь? Редко, но метко!

– Многофункциональность – моц девиз.

Спросили – ответил.

Нет, ну а чО, если в последнее время он обсуждается больше по поводу своей внешности, чем «индустриальными» прорывами в бизнесе?

На экран незамедлительно вывели его интригующее фото в бассейне…

– Ну лайкнули эту фоточку, чтоб вы понимали, четверть миллиона человек. Так что я и моя начальница Катя – не одиноки… – призналась удивительно подкованная в теме Соня. Кажется, откровенность и правда заразна…

– Хочу познакомиться с армией твоих фотошоперов! – не унимался Вадик, – Выглядишь там как гр#баный Ванн-Дамм. Кубики к прессу долго пририсовывали?

– Фотошоп? – гость, наверное, нахмурился или оскорбился бы, если б умел. Но лицо его будто принадлежало ему не вполне. Как и интонации голоса.

Однако провокация его затронула. Небрежным рывком он задрал черную майку под черной мантией с капьюшоном, и разом опроверг обидные версии. Кубики на худощавом загорелом восхитительно слепленном и прорисованном теле оказались вполне подлинными – подсушенными, дышащими. Влекущими и зовущими. Майка опустилась как занавес, а кубики – как хорошее представление – поселились в умах и остались там навсегда…

Соня – знавшая, о чем только что упоминал Вадик, успевшая посплетничать об этом недавно со своими курочками-соцпедагогинями на работе, думала, что дар речи у неё отказал теперь навсегда. Но нет, он продолжал бунтовать. И всё о том же, о своём…

– Я никогда не слышала о Вас… этого! – а сколько слышала – пояснять излишне: вечный инфоповод… – Про ваше Растройство Аутического Спектра никто не знает?

– Строго говоря, это не расстройство. – его тон кажется лекторским. – Нельзя «расстроить» то, что так устроено изначально. Учёные до сих пор пользуются ошибочным термином. – авторитетно припечатал он.

Соне при всей её глубине погружения в данную тему даже возразить нечего, всё в точку: не расстройство, а врождённая особенность, альтернативная "операционная система" в голове. Осталось только кивать, придавленной плитой его известности. И неизвестности одновременно.

– Я в шоке. Вот это «секрет полишинеля»! – обнаруживает она, совершая и совершая это открытие.

– Людей, способных разобраться в данной теме так, как вы, объективно не много. А психиатрические термины, наложенные на людей персонифицированно, это всегда стигматизация. Я не заинтересован ни гордиться своим «диагнозом», ни становиться его жертвой в чьих-то суждениях. Ни, тем более, кому-то что-то разъяснять. Меня устраивает существующее положение дел. – отчеканил он металлом. Его невыразительная речь странно сгущала вокруг него все бытовые краски.