Что такое Великобритания - стр. 42

Одно из свойств истинного джентльмена – не предполагать плохого, пока не получишь определенных доказательств. Это чудеснейшее и не часто встречающееся качество в человеческом общении, но оно же может обернуться опасной наивностью в международной политике…

Итак, наследники рыцарей, это понятно. Но ведь рыцари существовали по всей средневековой Европе. Почему же именно в Англии продолжатели их «дела» создали международный идеал джентльменства? Чем только не пытались этот феномен объяснить, даже климатом, а также столкновением и срастанием различных культур – кельтской, датской, англосаксонской, норманнской: дескать, имел место синтез, при котором происходил некий внутренний отбор специфических черт национального характера. Отчасти это правда. Но прежде всего джентльмен – результат особого исторического пути, пройденного Англией, порождение своеобразной, созданной ею модели цивилизации. Разговор об этом пойдет чуть позже, но сперва следует назвать одно простое, очевидное и совершенно необходимое условие для произрастания такого человеческого типа – на любой почве.

Для того чтобы вырасти джентльменом, человек, прежде всего не должен испытывать сильного давления со стороны государства, да и общества в целом. Нужен минимум защищенного, личного, частного пространства. Для начала необходимо просто некоторое – большое! – количество свободы в воздухе.

Я стою недалеко от того холма, с вершины которого Карамзин когда-то любовался и все никак не мог налюбоваться разноцветным морем и белыми парусами. Он так расчувствовался, что, кажется, даже перепутал стороны света…

Но я вдруг понимаю его, знаю, чем он любовался: он любовался свободой. Море – ее великолепный символ. И я наконец могу даже сформулировать, зачем одиннадцать лет назад переехал сюда, в Фолкстон, из прекрасного города Лондона. Здесь можно в любой момент так вот запросто выйти на красивейший берег, набрать полную грудь морского воздуха и смотреть бесконечно на то, как море меняет цвет несколько раз до самого горизонта. Если повернуться спиной к дуврским скалам, то слева видна узкая полоска французского берега, а правее – бесконечное море, и тонущее в нем солнце, и карамзинские «парусы». А дальше краешком глаза, может быть, и на самом деле можно углядеть маленький кусочек зеленой Кентской провинции. Или намек на нее. А за ней дальше – вся Англия, самая свободная страна на свете. Вот в чем все дело, вся штука, вот что влекло сюда веками и влечет до сих пор. Любые другие недостатки и раздражающие свойства этой страны и ее странного населения – сущие мелочи по сравнению с главным. Почему-то именно здесь, на берегу Ла-Манша, я это ощущаю острее всего. Как и Карамзин за два с лишним столетия до меня.

Если это место попадется на глаза англичанам, они меня убьют. Или, по крайней мере, разочаруются во мне. Скажут, тоже мне англофил: целых двадцать лет в Англии живет, а до сих пор не освоил простого факта: что никакого Ла-Манша, черт побери, не существует. Узкая полоска моря между югом Британии и Францией называется, конечно же, Английский канал, The English Channel. И никак иначе.

В том месте, где в замечательную фолкстонскую набережную Лиз вливается Кастл-Хилл-авеню и где начинается привилегированный Вест-энд (западная часть города), стоит и смотрит в море высокий бронзовый дядя. Фигуру в старинном кафтане облюбовали чайки, и городские власти не всегда успевают отчищать ее от продуктов птичьей жизнедеятельности. Что неизбежно придает памятнику несколько комичный вид. Пафоса не получается.