Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16 - стр. 39
– Неважно. Ты в порядке? Когда похороны? Почему ты разрешил хоронить Аду в Израиле? Конечно, это твое право…
– Нет, – сказал Купревич, – Аду похоронили. Вчера.
– Как они могли! – задохнулся в гневе Уолтер.
– Потом, Уолт. Я хотел удостовериться…
«Удостовериться в том, что ты существуешь. Что ты знаешь меня и Аду».
– …Хотел сказать… Просто услышать твой голос! Так тоскливо!
– Я понимаю, – мягко произнес Уолтер. – Молодец, что позвонил. Вот Элен подошла, она не успела выразить тебе соболезнования, ты так быстро улетел, она говорит…
– Передай Элен привет… Она ведь помнит, как мы приезжали к вам, и Ада показывала монолог из будущей израильской роли…
– Я тоже помню, Влад. Ада очень эмоциональна в роли Гермионы.
– А нашу с тобой дискуссию о многомировых теориях помнишь? На прошлой неделе? У меня в кабинете. Там еще Болдман был…
– Конечно. Только какое сейчас это имеет…
– Большое значение, Уолт! Ты себе не представляешь, какое большое. Прости, что разбудил тебя.
– Право, о чем ты…
– Передай Элен, что она замечательная. Сейчас только вы двое – мои единственные…
Горло перехватило, Купревич понял, что, если будет продолжать разговор, непременно расплачется, пробормотал «Спокойной ночи, Уолт», но перед тем, как прервать связь, задал вопрос, вроде бы никак с Адой не связанный. Вопрос нейтральный, но самый важный из всего, что он мог спросить:
– Уолт, погоди. В твоем кабинете закончили ремонт?
Странный вопрос, неудивительно, что Уолт ответил не сразу. В его кабинете в понедельник меняли электропроводку и прокладывали новый оптоволоконный кабель.
– Ремонт? – наконец отозвался Уолт, в голосе звучало удивление. – Ты о чем, Влад? Послушай…
Купревич прервал связь. Поднял взгляд на Баснера.
– Я говорил с Бертом, – сообщил тот. – Это наш… мой… сосед. Мы с Адой часто… Я ему оставил ключи, чтобы он, пока меня нет, поливал цветы.
Ада не любила домашние растения, и дома их никогда не было.
– Я говорил в Вигнером, это мой коллега, у нас соседние кабинеты, и на прошлой неделе мы обсуждали кое-какие теоретические вопросы, он прекрасно помнит.
– Ну вот, а вы говорили…
– Но не помнит, что в его кабинете поменяли кабели.
– И что?
– Мелочь, да? Еще одно доказательство склейки.
Баснер молчал, смотрел на Купревича исподлобья.
– Не понимаете? Склеились три реальности. Три. Не может быть, чтобы в возникшей суперпозиции наблюдались все без исключения параметры трех склеенных ветвей. Это невозможно! Физически! Вы представляете, сколько противоречащих друг другу фактов, явлений, историй должно совместиться, занять свое единственное место? Я не представляю, это миллиарды… десятки миллиардов… Мы должны на каждом шагу встречаться с чем-то, чего не было в моем мире, но было в вашем. Или не было в вашем, но было в моем. А еще Шауль. Что-то из его бывшего мира попало в этот, что-то из вашего, что-то из моего.
Кажется, Баснер понял. Он огляделся. Неподалеку, за чьим-то памятником, стояла металлическая скамейка без спинки. Сидеть неудобно, но больше сесть было негде. Баснер протиснулся между двух оград, сел на скамью, обхватил голову руками. Купревич обогнул памятник по дорожке, не хотел протискиваться, сел рядом с Баснером и услышал, как тот тихо бормочет, как показалось Купревичу, слова молитвы. «Барух ата, адонай…»