Чрево Парижа. Радость жизни - стр. 52
Флоран понизил голос, и веселое шипение кусочков сала в котле заглушило его. Однако Лиза расслышала последние слова Флорана, и ее испугало внезапно изменившееся выражение лица деверя: столько непримиримости было в нем. Он – лицемер, который умеет напускать на себя кротость.
Но Полину глухой голос Флорана привел в совершенный восторг. Она ерзала у него на коленях, восхищаясь рассказом.
– Ну а что же бедный человек, что же он? – допытывалась она шепотом.
Флоран, взглянув на девочку, вернулся к своим воспоминаниям, и на губах у него снова появилась грустная усмешка.
– Бедный человек, – ответил он, – был недоволен своею жизнью на острове. Одна мысль неотступно преследовала его: убежать, переплыть море, чтобы достигнуть берега, очертания которого белели в ясную погоду на горизонте. Сделать это оказалось не так-то легко. Надо было прежде всего построить плот. Но так как раньше уже бывали случаи побега узников, начальство распорядилось вырубить все деревья на острове, чтобы неоткуда было достать строевого леса. И остров был до того оголен, до того выжжен палящим солнцем, что пребывание на нем становилось еще ужаснее и страшнее. Тут бедняге и его двум товарищам пришло в голову воспользоваться бревнами, из которых были построены их шалаши. Однажды вечером они отплыли на нескольких плохих балках, связанных сухими ветками. Перед самым рассветом утлый плот наткнулся на песчаную отмель, ударившись о нее с такой силой, что распавшиеся бревна унесло волнами. Трое несчастных чуть было не остались навеки в песке: он доходил им до пояса, а один погрузился в него по самый подбородок, так что остальным пришлось вытаскивать его. Наконец им удалось добраться до скалы, где едва хватало места, чтобы сидеть. Когда взошло солнце, они увидели перед собою берег – ряд утесов, заграждавших часть горизонта. Двое беглецов, умевшие плавать, решили достигнуть этих утесов. Они предпочли рискнуть: уж лучше сразу утонуть, чем медленно умирать от голода на одиноком рифе. Эти двое обещали своему товарищу вернуться за ним, если им посчастливится доплыть до берега и достать там лодку.
– А, вот я и знаю! – воскликнула крошка Полина, радостно хлопая в ладоши. – Это и есть история о господине, которого скушали звери.
– Им удалось достичь берега, – продолжал Флоран, – но он оказался необитаемым, и они разыскали лодку лишь четыре дня спустя… Когда беглецы возвратились к рифу, они нашли товарища лежащим на спине с отъеденными руками и ногами, с обглоданным лицом; крабы кишели в животе мертвеца, и кожа на нем приподнималась, как будто страшное предсмертное хрипение сотрясало этот наполовину уничтоженный, но еще не разложившийся труп.
Шепот отвращения вырвался у Лизы и Огюстины. Леон, приготовлявший кишки для кровяной колбасы, скорчил гримасу. Кеню бросил работу и посмотрел на Огюста, которого стало тошнить. Одна только Полина смеялась. Этот живот, наполненный кишащими крабами, странным образом мерещился въявь посреди кухни, примешивая подозрительные запахи к благоуханию сала и лука.
– Подайте-ка мне кровь! – крикнул Кеню, который не следил за рассказом.
Огюст принес оба жбана и стал медленно, тонкими алыми струйками сливать в кастрюлю кровь, тогда как Кеню сильными движениями размешивал быстро сгущавшееся варево. Когда жбаны были опорожнены, хозяин, выдвигая один за другим ящички над плитой, стал брать оттуда щепотками пряности. Больше всего он положил перцу.