Четыре унции кофе - стр. 30

Выбираясь в Хэбэр Сити, я пытался дозвониться до нее, но никто не отвечал. Видимо, она поменяла номер, а может, переехала. Мои смски и имейлы проваливались в пустоту. Впрочем, я не злился на нее. Даже прекратил попытки понять. Типичная позиция агностика.

Весной, стоя перед равниной, переживающей обновление, я склонен был полагать, что все идет, как и должно, и, видимо, есть какой-то особый положительный смысл в том, что история наших отношений с Хлоей закончилась так, а не иначе. Пропитанная влагой земля пахла жизнью. Я не мог надышаться запахом прелого луга, его дурманящей новизной и подумал, что непременно брошу курить.

Это намерение возникло примерно за четыре месяца до того момента, когда я обнаружил, что курение не просто гробит жизнь. В редких случаях оно может ее спасти.

Это было обычное субботнее утро. С ночи зарядил мелкий дождь. Я позавтракал и вышел на веранду с чашкой кофе на блюдце. Задний двор представлял собой ровный прямоугольник с идеально подстриженным сочным газоном. Ни цветов, ни кустов, ни деревьев. Вместо привычного городского забора по периметру стояли квадратные в сечении столбы. Их соединяли всего две жерди наподобие той, которую мы с дедом когда-то использовали для тира. В четырех футах по ту сторону начинался кукурузный лес. Я не силен в агрономии, но сорт, который они культивировали в Флаинг Спэрроу, для меня был необычным. Никогда раньше не видел стеблей в семь футов высотой. Из-за них часть газона была прилично затенена, и создавалась атмосфера какой-то камерности, скрытого зеленого уюта.

Еще будучи в Мэдфорде, я привык заваривать особый кофе на выходных. Просто для того, чтобы обозначить праздник – законную свободу от трудовой повинности будней. В праздник полагалось быть праздным. У меня была хлопковая кремовая пижама и натуральный халат цвета беж. Субботним утром я пил кофе на веранде и считал себя сибаритом. Столика с креслом я еще не купил. Сидел на перилах. Широкий навес укрывал меня от дождя. Сделав глоток и наслаждаясь вкусом, я внимал тому, как исполинские стебли насыщались небесной влагой при полном безветрии. Сама безмятежность. Не хватало лишь одного. Я решил вернуться в дом за сигаретой. Пачка на кухне оказалась пустой. Я вспомнил о блоке в спальне, выпотрошенном наполовину. Поднялся, вскрыл пачку, подвесил сигарету к губе. Вспомнил, что накануне оставил зажигалку на подоконнике. И, уже стоя у окна, увидел их.

Старый «Бьюик Лесабр» был оставлен внизу, перегородив выезд. Дом как бы находился на возвышенности и, как множество старых домов, не имел гаража. Гараж построили позднее, футах в ста от дома. Едва потеплело, я стал лениться и оставлял машину на драйвее, не слишком заботясь о сохранности. Публика в городке была набожная. Кражи случались редко.

Те, которые вышли из Бьюика (их было четверо), разделились. Двое подошли к моей машине. Один присел рядом с колесом. Выкинул лезвие ножа и загнал его в покрышку. Второй осматривался по сторонам. Остальные не сводили глаз с дома, неспеша приближаясь. По крайней мере двое из них были мексиканцами. И у того, кто шел первым, из-за ремня джинсов выглядывала рукоять, которую, похоже, он не особо скрывал.

Мне потребовалось мгновение, чтобы схватить бумажник. Я сгреб в охапку первые попавшиеся шмотки и пулей спустился вниз. Стараясь двигаться быстро, но бесшумно, пробрался на веранду и пересек задний двор. Перед тем, как нырнуть между жердями забора, оглянулся. Их пока не было. На перилах поверх итальянского фарфорового блюдца остывал мой Pike Place Roast Statbucks. Рядом на полу лежал субботний выпуск NYT, которому так и не суждено было покинуть пластиковый пакет. Последний стоп-кадр из прежней идиллии, оставшийся в моем мозгу.