Четыре унции кофе - стр. 3

Между залом и кухней была подсобка в три шага шириной. В зале он вел себя паинькой, угождая клиентам, но стоило ему перекатиться (триста фунтов веса при росте пять футов) в подсобку, как он тотчас вспоминал обо мне. Словно в дверной косяк перегородки был вмонтирован зловещий датчик, посылавший мое имя в его заплывший салом мозг всякий раз, когда он приближался к кухне. Как же я ненавидел этот кусок дерьма! У ненависти есть множество степеней. Пусть самый отчаянный бедолага назовет крайнюю, я все равно смогу добавить к ней свою.

Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда. Но когда я попал в эту богадельню три года назад, жирный окорок подъедался помощником хозяина. С самого начала он был высокомерен до предела, и я старался не подставляться понапрасну. А если случались откровенные наезды с его стороны, я не велся, предпочитая сразу обращаться к Дорис. Она знала, как вести себя с этим уродом.

Жирдяй Тони, так называли его за глаза в этой дыре. Джон, хозяин «Берлоги» и муж Дорис, умер от инсульта, а год спустя врачи поставили ей диагноз в клинике Хэттуэя. Она старалась держаться бодрой, как ни в чем не бывало. Но мы понимали, что исход предрешен, и, рано или поздно, бар придется продать. Жирдяй становился тем наглее, чем меньше оставалось сил у Дорис и чем реже появлялась она в заведении. У него не было шансов, и он это понимал. Старуха никогда не продала бы «Берлогу» этому ублюдку, даже если бы он согласился заплатить втридорога. И дело было не в том, что он не справлялся со своими обязанностями. Как раз наоборот. За долгое врямя Джону удалось выдрессировать этого хряка до состояния циркового хомячка. Но ни такта, ни уважения (что уж говорить о сострадании) воспитать в нем так и не вышло.

Дорис чувствовала его сердцем. В жизни попадаются омерзительные особи, которых природа создает для баланса. Если есть розарий, значит, где-то поблизости бродит скунс. Так случилось, что единственный дядя жирдяя из Оклахомы двинул лыжи в аккурат той зимой, когда Дорис стала носить вязаные шапки не снимая. Деньги от продажи захолустной дядюшкиной фермы пришлись как нельзя кстати. И жирный Тони придумал план. Не надеясь победить в лобовую, он пополз огородами. В Квинсе он уговорил адвоката (старые карточные долги) сторговаться с хозяйкой, а потом переоформил все на себя. Я помню тот день, когда его наглая рожа застыла на пороге бара и растеклась квазисчастливой улыбкой. Двух официанток он уволил тотчас (ни одна из них не дала ему даже прикоснуться). Меня ожидала та же участь. Если бы Тони умел готовить. А стряпать он не любил. Не умел. И не мог. Оказаться в жаре с таким весом, в царстве огня и пара, значило приближать неотвратимый апоплексический удар. Мог ли он найти другого повара? Вполне. Но головная боль управляющего в «Берлоге» заключалась в том, что удержать классного спеца в этом захолустье было почти невозможно.

Трасса 92 служила единственной живоносной артерией, приносившей клиента. Местные забулдыги не в счет – проку от них мало. Удачное расположение и доступные цены – вот то, что делало этот бар популярным к востоку от Артура. В часы пик в зале было не протолкнуться. Покойный Джон когда-то даже заказал огромный выносной щит «Извините, все занято», чтобы люди понапрасну не останавливались. В такие часы кухня гудела на всех парах, и поварам приходилось ох как не сладко. Надо отдать последнюю дань уважения Дорис – за четыре месяца до смерти и за два до продажи она сделала то, о чем Джона умоляли годами. Она купила новые вытяжки и добавила два притока.