Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия - стр. 25
А когда появились, я не в сундук их спрятала, а на палец напялила. И с удовольствием жестикулировала руками, выставляя подарки на всеобщее обозрение. Очень гордилась, потому что никто до этого мне ничего не дарил. И сразу дала повод для разговоров. Помню, как одна из почтенных и даже уважаемых мною критикесс говорила: «Какое «На дне» она может поставить с бриллиантами на руках?!» Хотя мне это, естественно, никак не могло помешать делать то, что я делала.
– У вас действительно бывали времена, когда не было лишней копейки?
– Ну а как же? Когда мы с Женей Евстигнеевым получили квартиру на Поварской, то распределились: Евстигнеев делал ремонт, а я ездила по стране с вечерами типа «Добрый вечер, здравствуйте». Тогда нам платили по 5 рублей за выступление в сборном концерте.
Это был особый период жизни, когда на афишах писали: «Михаил Козаков и др.». Миша тогда уже был знаменитостью, а мы – актеры «Современника» – были «др.» Никогда не забуду, как мы с Лилей Толмачевой выходили из поезда, приехав в Вологду, и администратор, этакий местный театральный лев, встречал Мишу: «Козаков, здравствуйте». А на Козакове, только-только начавшем сниматься в кино и еще не успевшем приодеться, было рваное пальто и скромненький костюм. Его спрашивали, указывая на нас: «Козаков, это ваши новые куколки?» Так что я и «куколкой Козакова» побывала.
Так вот, я поехала зарабатывать, а Женя остался делать ремонт в новой квартире… Он был человеком невероятным, с потрясающим воображением. Однажды на гастролях в Узбекистане в один из выходных дней мы попросили отвезти нас в Бухару. Валя Гафт тогда только пришел в театр и много лет спустя рассказывал: «Я хотел сачкануть, но как-то неудобно было: только пришел, все едут, все такие духовные, интеллектуальные, а я вроде не такой… И смотрю – Евстигнеев ходит, озирается и говорит: «Молодой человек, ну ты что, поедешь?» Я обрадовался: «Нет». Он мне: «Мы сейчас с тобой открыточки купим и побываем там лучше, чем они». Так вот эта сила воображения, которая была присуща ему во всем, заставила Женю сделать искусственный камин в типовом доме в 60-е годы. Так что мы хоть и небогато, но жили не хуже других.
Как Волчек рассказывает! Это настоящий спектакль большой актрисы – интонации, жесты! Притом что на сцену Галина Борисовна выходила до обидного мало, а кино и вовсе, убежден, не используя ее актерский дар, понесло громадную потерю. Но Волчек сама сделала свой выбор.
– Галина Борисовна, режиссер – это профессия или диагноз?
– Расскажу вам об одном совершенно потрясающем случае, произошедшем с Георгием Товстоноговым и его сестрой Нателлой, и надеюсь, вам все станет ясно. Георгий Александрович не очень любил самолет и, хоть и был вынужден летать, с трудом к нему привыкал. Каждый раз, когда ему приходилось куда-то лететь, главной его задачей было не смотреть в иллюминатор. Во время одного из полетов он сидел рядом с Нателлой и то и дело командовал: «Перестань смотреть в окно». Она сделала вид, что не слышит. Товстоногов повторил просьбу второй раз. Нателла не выдержала: «Но это же я смотрю, а не ты». А Товстоногов ответил: «А ты думаешь, я не представляю, что ты там видишь?» Даже в такой ситуации он оставался прежде всего режиссером.
– Театр – это террариум друзей…