Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви - стр. 24
– Это легче понять, чем объяснить.
На балконе было страшно неуютно: сыро и зябко, особенно после жаркой, перенаселенной комнаты. Не встречая никакого серьезного отпора, поганец-ветер без труда прорывал линию обороны тонкого, скорее летнего платья. Маша уже начинала дрожать. Наверное, почувствовав это, Женя снял замшевую куртку и накинул ей на плечи.
– Ты сам замерзнешь.
– Обойдусь.
– Фу, Женя, какой ты сегодня грубый. Ты на кого злишься?
– На себя.
Маша понимала, что сейчас самое лучшее было оставить его в покое.
И что, собственно, она к нему привязалась? Но у Маши на душе было светло и весело. Музыка Ванессы Мэй задела давно не звучавшие романтические (а может, прав Гарик – чувственные) струны в душе девушки, и порожденный ими почти забытый аккорд побуждал к действию. В глубинах Леночкиной квартиры упражнялись «Руки вверх», и то здесь, то там вспыхивал смех ребят. Женькин мрачный вид вносил диссонанс во всеобщее веселье. И Маше захотелось сделать что-то для него. Нельзя в такой вечер бросать человека в неравной борьбе с собственными проблемами и неприятностями. Маша придала лицу озабоченный вид, прикоснулась ладонью к его лбу и покачала головой:
– Когда человек в таком настроении, он либо болен, либо влюблен.
– А разве это не одно и то же?..
Ну что бы ей хоть теперь ни промолчать. Черт дергал за язык. Кони с бубенцами сорвали с места и понесли, неуправляемые. Кто знает, куда вынесут эти без узды разгоряченные шальные животные и в какой канаве закончится этот безудержный бег?
Маша захлопала в ладоши:
– Ага, значит, угадала. Как же это я сразу не поняла. Ой-ёй-ёй! Как же это тебя, Женечка, угораздило. Что директриса вчера говорила: «Одиннадцатый класс – сейчас только учиться и учиться. Недочитать, недогулять, недолюбить…» А я-то мучаюсь: почему это Женя со мной не стал танцевать. Женечка, расскажи, кто она? Я никому не скажу. Красивая?
– В темноте не разглядел.
– Ну, значит, ужасно умная?
– Не похоже.
Женя отвечал резко, односложно, не глядя в ее сторону. Но он все же отвечал, и Маша не отставала:
– Бедненький. Любовь зла. Чем же она тебя тогда пленила?
– Это легче понять, чем объяснить.
– Кажется, я это где-то сегодня уже слышала. Ты всегда так говоришь или только когда хочешь отвязаться?
Женя проигнорировал выпад.
– Вот везет же некоторым, – произнесла Маша томно-печально, – мальчикам нравятся.
– Ну, ты-то можешь не вздыхать. Ты нравишься больше, чем тебе самой хотелось бы.
Маша удивленно посмотрела на Женьку – что это он вдруг?
– С чего ты это взял? Что ты имеешь в виду?
– Только то, что ты нравишься всем, а тебе не нравится никто.
Маша вспыхнула. Она вовсе не думала, что разговор может перекинуться на нее. «Эх, кони, кони, что за кони мне попались – привередливые…» Она хотела что-то возразить, но Женя не дал ей слова:
– Подожди. Ты говорила – я тебя слушал. Теперь ты послушай меня. Сказки, что рассказывает про тебя Гарик, – это все чушь. Он просто выдает желаемое за действительное. Тебе не нужно ничье внимание. Ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Поэтому ты стала скромнее одеваться, почти перестала краситься и больше не приходишь в класс с распущенными волосами, как в первые дни. И все равно, ты – слишком хороша. С этим уже ничего не поделаешь. Но этот первый бум пройдет. Ребята привыкнут, потому что привыкают ко всему, даже к красоте. И то, что заставляет тебя сегодня уклоняться от их ухаживаний, забудется, перестанет мучить и угнетать. И тогда найдется кто-то, кто разбудит тебя. Как спящую красавицу. Вечно пребывать в самостоятельно выстроенном хрустальном гробу ты не сможешь. Рано или поздно он расколется, чтобы вернуть тебя к жизни.