Четвертый год - стр. 18
Полная благодать.
Ломкина на Земле все называли просто: Лом. Здесь звали так же, хотя он ни одной живой душе не рассказал о своем прозвище. Фамилию выдал, и все – теперь Лом навечно.
Сам не заметив, что мыслит вслух, он речитативом пропел:
– Я Лом. Я Лом двух миров. Я был Ломом на Земле, а теперь я Лом в этой жопе. Я космический Лом двух миров.
– Ты что, опять перебрал? – поинтересовался Кислый.
– Хотелось бы…
– Потерпи, недолго уже. А фамилия у тебя в тему. Вот у меня корефан был, старый корефан, на одном горшке выросли. У того фамилия Коноплев была. Прикинь, если бы он тут нашелся, были бы Ломкин и Коноплев.
– Прикол. Только ты реально уже мозги протрахал этим своим приятелем. Стопицот раз слышал уже про этот горшок и вашу совместную срань.
– Было бы что трахать! А жить с такой фамилией – это ментовским светофором работать.
– Не… Кислый… тут ментов нет.
– Зато тут Круг есть.
– Круг – реальное падло. В ментах и то больше человеческого.
– Спору нет. Лом, если мы попалимся с маком, я даже думать боюсь, что он сделает.
– Чего тут думать – финиш нам сделает. Это чмо меня за грибы четыре дня в погребе гноило. За мак нас раком через шлагбаум нагнут.
– За мак да… За мак он маму через шлагбаум, не то что нас…
Лом подрезал очередную маковую головку и, завороженно глядя, как выступает млечный сок, задумчиво произнес:
– Кислый, если и эта ханка[1] не вставит, то мы реально попали. Хуже чем с шалой[2] попали. Мак какой-то не такой.
Кислый возразил:
– Шала и правда отстой, стога не хватит вставиться, но план[3] ничего, приход был. А мак вроде нормальный, я и похуже видал.
– Да мы чуть не кончились, пока на пару раз вставиться плана не намацали на той поляне.
– Климат здесь не тот. Пыльцы мало, смолы тоже. Самим сажать надо.
– Иди Круга попроси землю под коноплю выдать, – буркнул Лом.
Приятели дружно хохотнули, представляя реакцию мэра. Кислый поднял голову, утер пот со лба, глянул в сторону реки, плюхнулся на живот:
– Лом! Ложись! Попалимся!
В крови Лома постоянно присутствовали сильнодействующие вещества, отрицательно сказывающиеся на реакции, и не только на реакции. Ничего не поняв, он насмешливо заявил:
– Кислый, ты по ходу пару стогов скурил уже, вдогонку к смоле. Мы на правом берегу, здесь Круга нет и не будет, тут островитян земля. Кончай придуриваться – я на такой развод не попадусь. Встал бегом и работай – я за тебя пахать тут не нанимался.
– Придурок! Торчок конченный! Ляг, пока не заметили!
Лом неохотно обернулся, посмотрел, плюхнулся рядом с Кислым, заикаясь, произнес:
– Может, это глюк?
– Реально не глюк, я даже слышу их уже. И не можем мы оба в одну тему заглючить, да и не с чего нам так глючить реально.
– А может, тут шала такая? Долгоиграющая?
– А может, ты сходишь и потрогаешь их?
Лом подумал и покачал головой:
– Не… сам иди. Чего ты мне такое говоришь – это же надо быть в голову трахнутым, чтобы пойти туда.
– Вот и я о том же. Это тебе не Круг. Эти через шлагбаум нагибать не будут. Эти сразу.
– Реально не будут, – согласился Лом и с нескрываемой печалью добавил: – По ходу мотать отсюда надо, хрен с ней, с этой ханкой. И лодке нашей полный капут – они как раз там тусуются.
– Да найдем мы еще поляну, тут мака по холмам много должно быть. Мотаем к лесу, а оттуда к Добрыне.
– Так Добрыня тоже через шлагбаум может, – опасливо возразил Лом.