Чертовидцы, или Кошмары Брянской области - стр. 2

– «Джон Доу3. Поступил с открытой раной в области…» Это я и сам знаю. Кома?! – Он сверился с календарем на стене. – Двадцать второе сентября. Меня вырубили на два месяца. Господи, хоть книжку пиши: «Шестьдесят дней фаллического одиночества».

Настал черед палаты. Булат осмотрел ее и в шкафчике обнаружил тёмно-синие джинсы, черную футболку с принтом «AC/DC: Hell Bells», трусы, носки, позвякивающие сапоги со стертыми каблуками и «косуху». Нахмурился. Кто-то не поленился обновить почти весь его гардероб. Из старого остались только сапоги. С другой стороны, они единственные и уцелели после обращения в демонического волка.

Да уж, последние часы перед комой могли дать фору всей его лихой жизни.

– Ну, здравствуй, милая! – Булат с восторгом оглядел «косуху».

Хороша чертовка. Бычья кожа, косой покрой, зауженная талия с ремнем, молнии у запястий, декоративные погоны и главное – всё это цвета ночного дождя, прячущегося в переулке вместе с ударом мотоциклетной цепью.

Он оделся и проверил карманы. Вздохнул. Расчески, конечно же, нигде не завалялось.

Внезапно идиллию примерки новой одежды прервал вопль, донесшийся откуда-то из коридора. Судя по характе́рным влажным обертонам – предсмертный.

– А вот и повод покрасоваться пожаловал.

Булат выскочил из палаты и сейчас же влетел ногой во что-то хлюпающее.

Кровь.

Мерцали поврежденные лампы дневного света. На голубовато-лилейных стенах экспрессионистскими мазками застыли широченные багровые брызги. Тошнотворно разило медными монетками. На синих квадратах пола лежали две медсестры и один врач из педиатрии, судя по вышитому на его халате жирафу. Всех роднили многочисленные порезы и иглы с трубками капельниц, по которым в шеи и бока вкачали воздух.

Смертельные инъекции животворящей смеси газов.

– Черт! – Булат кинулся к женщине, изо рта которой с чавканьем струилась кровь, и приподнял ей голову, чтобы она не захлебнулась. – Кто это сделал? Где он?! Что стряслось?!

Обветренная рука с обручальным кольцом и скромным маникюром вскинулась и опала. Глаза женщины застыли, следя за неприметной точкой где-то на потолке.

– Покойся с миром. И пусть у твоих пациентов-мужиков никогда не будет тридцать семь и одна. – Булат закрыл медсестре глаза. – Пора немного разобраться в происходящем. Но сперва…

Он на пробу сделал несколько движений корпусом, присел, встал и коснулся пальцами пола и крови. Хмыкнул. С безразличием вытер руки о стену. Каплей больше, каплей меньше – кто заметит? Уборщица-детектив? Тело после двухмесячного воздержания отзывалось на «отлично». Правда, подозрительный волдырь то и дело давал о себе знать.

Булат решительным шагом направился к лестницам. С каждым обнаруженным помещением он всё больше мрачнел. Что-то напало на медицинское учреждение. Напало изнутри. Утешало одно: судя по малому количеству жертв и разбросанным вещам, бо́льшая часть персонала и пациентов, кроме тяжелобольных, успела покинуть больницу.

Но помощь не пришла. Тела всё так же сочились кровью, а аппараты ИВЛ всё так же дышали за тех, кто не мог самостоятельно сделать глоток из прозрачного кувшина воздуха.

На втором этаже заслышался странный ритмичный звук. Его исток привел Булата в ординаторскую.

На диванчике лежала молоденькая медсестра. Мертвая. Из расстегнутого халатика и порванной розовой кофточки торчали бледные груди, покрытые струйками крови, словно охлажденные десерты – сиропом. Возле распахнутого окна пыхтел пятидесятилетний хирург, напоминавший своей плешивой и безбровой головой пластикового младенца. Причина беспорядков и циничного кровопролития.