Черный венок - стр. 32
– Хватит! – закричала Даша. – Я пойду. До свидания.
– И еще запомни. – Лада схватила ее за плечо, больно вцепившись сильными натруженными пальцами. – Самые опасные – дети.
– Дети? – растерянно переспросила Даша.
– Детей среди них мало, но встречаются. Есть даже младенцы, я один раз видела… Ему месяцев семь-восемь, ходить не может, но головку уже держит… Его мать носит, тоже мертвая. Подойдет, прицелится – и кинет им в тебя. А он уже не отпустит, зубов у него немного, но все острые. И ручки сильные, не разомкнешь. Пока будешь пытаться его от себя оторвать, мать подоспеет. А за ней – другие. Они всегда чувствуют, когда кто-то из них поймал человека, и сходятся на свежую кровь… От мертвяка можно убежать, но если уж он тебя схватил, бороться бесполезно.
– Как же вы здесь живете? – Даша пыталась унять трепыхающееся сердце, но не могла. Ее подташнивало.
– А к нам они не ходят, – улыбнулась Лада. – В Верхний Лог еще могут дойти, хотя и редко. Но к нам – никогда. Ладно, если собралась уходить – беги.
Коротко кивнув, Даша спустилась с крыльца. Мелкие камушки и сухие травинки неприятно царапали босые ступни.
Лада крикнула ей вслед:
– Ворота я запирать пока не буду, и если что, беги прямо сюда. Беги и не оборачивайся!
Верхний Лог оказался типичной среднерусской деревенькой – глинистая дорога, раскидистые дубы и пропылившиеся ивы по обочинам, одуряющий запах клевера, навоза, парного молока, жмущиеся друг к другу старые бревенчатые дома. К некоторым из них хозяева пристроили дощатые терраски и небольшие аккуратные баньки – смотрелось это несколько удручающе, словно белоснежные свежие пломбы на гнилых зубах.
В огороженных шаткими изгородями палисадниках росли пышные кусты сирени и облепихи, старые яблони с кривыми стволами, похожими на артритные пальцы стариков. На посеревших от времени, кое-где изъеденных плесенью лавочках скучали местные старухи, одетые не по-летнему многослойно. Деревня была немаленькой, домов пятьдесят, а то и больше.
– Какая нищета! – поджала перламутровые губы Виктория. – Зачем ты меня сюда привез? Лучше бы съездили в Нахабино.
– Надо расширять границы мира, милая, – насмешливо подмигнул Марк. – Неужели у твоей бабки не было вот такого милого домика? Хотя у вас, в Кустанае, наверное, совсем другая природа…
Вика насупилась и промолчала. Марк внутренне усмехнулся: он знал, что его подруга не выносит напоминаний о ее происхождении, мягко говоря, не слишком благородном. Она была диковинной оранжерейной орхидеей, чудом уродившейся среди грубых сорняков.
Оба родителя Виктории работали на консервном заводе и к сорока годам спились, быстро потеряв человеческий облик. Старшая сестра была умственно неполноценной, младший брат в тринадцать лет впервые отправился в колонию для малолетних преступников за ограбление коммерческого ларька. Вике едва исполнилось четырнадцать, когда в отчаянной попытке спастись из черного омута бытовухи девочка отдала свою невинность проводнику поезда дальнего следования, и тот привез ее в Москву. Марк всегда удивлялся, как она вообще на это решилась – одна, с несколькими сторублевыми бумажками в кармане и набором немодных ситцевых платьев, без образования, без перспектив, рассчитывая лишь на свою яркую внешность.