Черный тюльпан - стр. 16
– О, – сказал Корнель, – я боюсь, что мы натворили беды.
– Гони! Гони! – кричал Ян.
Но вопреки этому приказу кучер вдруг остановил лошадей.
– Что случилось? – спросил Ян.
– Посмотрите, – сказал кучер.
Ян выглянул.
В конце улицы, по которой должна была проехать карета, показалась вся толпа с Бюйтенгофской площади и, подобно урагану, с ревом покатилась на них.
– Бросай лошадей и спасайся, – сказал кучеру Ян. – Дальше ехать бесполезно, мы погибли.
– Вот, вот они! – разом закричали пятьсот голосов.
– Да, вот они, предатели, убийцы! Разбойники! – отвечали им люди, бежавшие позади кареты. Они несли на руках раздавленное тело товарища, который хотел схватить лошадей под уздцы, но был ими опрокинут. По нему-то и проехала карета, как это почувствовали братья.
Кучер остановил лошадей, но, несмотря на настояния своего господина, отказался искать спасения в бегстве.
Карета оказалась в западне между гнавшимися за ней и бежавшими ей навстречу. В одно мгновение она словно поднялась над волнующейся, подобно плавучему острову, толпой.
Вдруг плавучий остров остановился. Какой-то кузнец оглушил молотом одну из лошадей, и она пала наземь.
В этот момент в одном из ближайших домов приоткрылась ставня и в окне можно было видеть бледное лицо и мрачные глаза молодого человека, который наблюдал за готовившейся расправой.
Позади него показалось лицо офицера, почти такое же бледное.
– О Боже мой, Боже мой, монсеньор, что же сейчас произойдет? – прошептал офицер.
– Конечно, произойдет нечто ужасное, – ответил первый.
– О, смотрите, монсеньор, они вытащили из кареты великого пенсионария, они его избивают, они его терзают!
– Да, правда, у этих людей прямо какое-то яростное ожесточение, – заметил молодой человек тем же бесстрастным тоном, который он сохранял до самого конца.
– А вот они вытаскивают из кареты и Корнеля; Корнеля, уже истерзанного и изувеченного пыткой! О, посмотрите, посмотрите!
– Да, действительно это Корнель.
Офицер слегка вскрикнул и тотчас отвернулся.
Корнель еще не успел сойти наземь, он еще стоял на подножке кареты, когда ему нанесли удар железным ломом и размозжили голову. Однако же он поднялся, но тут же снова рухнул на землю.
Затем стоявшие впереди схватили его за ноги и поволокли в гущу толпы. Виден был кровавый след, который оставляло за собой его тело. Толпа с радостным гиканьем окружила Корнеля.
Молодой человек побледнел еще сильнее, хотя казалось, что большей бледности быть не может, и на мгновение закрыл глаза.
Офицер заметил это выражение жалости, впервые проскользнувшее на лице его сурового спутника, и хотел воспользоваться им.
– Пойдемте, пойдемте, монсеньор, – сказал он, – они сейчас убьют и великого пенсионария.
Но молодой человек уже открыл глаза.
– Да, – сказал он, – этот народ неумолим; плохо тому, кто его продает.
– Монсеньор, – сказал офицер, – может быть, еще есть какая-нибудь возможность спасти этого несчастного, воспитателя вашего высочества; скажите мне, и я, хотя бы рискуя жизнью…
Вильгельм Оранский, ибо это был он, зловеще нахмурил свой лоб, усилием воли погасил мрачное пламя ярости, блеснувшее за опущенными веками, и ответил:
– Полковник ван Декен, прошу вас, отправляйтесь к моим войскам и передайте приказ быть на всякий случай в боевой готовности.
– Но как же я оставлю ваше высочество одного среди этих разбойников?