Черный свет - стр. 45
Внезапно Бобом овладело непонятное беспокойство. Блокнот жег ему пальцы. Он закрыл его и вновь глянул на обложку. Ему вдруг пришло в голову, что коричневатое пятно, испачкавшее листы, есть не что иное, как кровь. Кровь его отца. Он держал блокнот в руках или в кармане, когда Джимми Пай выпустил в него смертельную пулю и кровь, хлынувшая из раны, залила документ.
Боб смотрел на блокнот с чувством религиозного благоговения, как на предмет, извлеченный из раки святого – кость, прядь волос, клочок одежды. Охваченный священным трепетом, он положил блокнот в коробку. Ему показалось, будто он совершил святотатство. Нет, это выше его сил. Он должен закрыть коробку, засунуть ее в ту же щель, где она пылилась раньше, перевязанная лентой, и стремглав вернуться назад – в счастливую жизнь, которую он наконец-то создал для себя. К своим лошадям, о которых он должен заботиться, к своей дочке, которую должен растить, к своей жене, которой должен помогать. В коробке – только боль и тяжелые воспоминания.
«Нет, продолжай, – приказал себе Боб. – Продолжай, доведи задуманное до конца, просмотри каждую вещь».
Он вытащил несколько газетных вырезок с отрывочными сведениями о событиях 23 июля 1955 года и просмотрел ветхие листочки, не вчитываясь. Только один из них, тоже пожелтевший от времени и ломкий, привлек его внимание. Это была первая страница форт-смитской газеты «Саут-Уэстерн таймс рекорд» за 23 июля 1955 года. Боб прочел заголовок: «ПОХОРОНЫ ОТВАЖНОГО ПОЛИЦЕЙСКОГО». Он увидел себя, маленького угрюмого мальчика, стоявшего подле убитой горем матери в окружении толпы из людей в форме и в штатском, собравшихся под раскидистым вязом. Центральное место на фотографии занимал священник. Рядом с могилой, вырытой под деревом, был установлен гроб. По крайней мере, могила отца укрыта от палящего солнца. По правую сторону застыли в почетном карауле морские пехотинцы – суровые ребята, наголо остриженные, в белоснежных парадных фуражках с низко надвинутыми на лоб козырьками, в парадных кителях с туго застегнутыми высокими воротничками, как у пуритан. Боб взглянул на свое изображение, но увидел нечто пухлое и расплывчатое, будто он был не в фокусе. А он и был не в фокусе. Тот день почти не отложился в его памяти, хотя сейчас, глядя на фотографию, он начал кое-что припоминать. Мама плакала не переставая, а у него к тому времени слезы уже иссякли. Палило солнце, речи не прекращались. Организовала похороны и руководила проведением скорбного мероприятия женщина по имени миссис Конни, величавая, как вдовствующая королева, – Мать Мужество. Он помнил ее запах, помнил, что она была красивой, сильной, стойкой. Но на фотографии ее не оказалось.
Боб отложил газетный снимок и стал перебирать оставшиеся бумаги – письма от официальных лиц и знакомых с выражением соболезнования и лестными отзывами об отце. Среди них он нашел послания от командующего Корпусом морской пехоты США; от двух сослуживцев, которые утверждали, что могут сегодня писать только потому, что отец спас им жизнь, одному – на Иводзиме, другому – на Тараве; напыщенные выражения признательности и сочувствия от начальника полицейского управления Арканзаса и губернатора штата; наконец, полуграмотное письмо от некой женщины по имени Люсиль Паркер, которая писала матери, что Эрл Свэггер был замечательным белым человеком, единственным из белых, кто не остался равнодушен к ее горю и обещал помочь найти убийц дочери Ширелл. Что бы это значило?