Черный Шаман - стр. 28
– Киафу, – словно соглашаясь сам с собой, кивнул человек с копьем.
В ответ собравшиеся вокруг таха взметнули руки с копьями и издали настолько воинственный, согласованный клич, что от его мощи и глубины мороз подрал по коже Вадима. Хотя жара сегодня стояла не менее сильная, чем обычно. Один из копьеносцев отдал оружие товарищу, вынул из-за спины приплюснутый барабан и принялся колотить в него палкой, смахивавшей на бедренную кость. Да и сам инструмент, очень может быть, покрывала человеческая кожа.
– Let's get the fuck out of here, – вполголоса сказал Ирвин. – Сожрут и не поморщатся.
– Откуда здесь людоеды? Ты что, сбрендил? Разберутся и отпустят.
– Ох, сомневаюсь... Тебе виднее, командир. Только я бы дал очередь в воздух и свалил.
Однако винтовки у них тут же отобрали, впрочем, обшарить целиком не додумались – святая новолиберийская простота! Настоящий диверсант такую беспечность без наказания не оставит. Выдернет из подошвы нож и мгновенно нашинкует врагов на тонкие мясные полоски. Если успеет до того, как его насадят на копье.
– Ты зачем говорил с таким диким прононсом? – прошипел Вадим, когда их вели через заросли, порой подгоняя тупыми концами копий. – Думаешь, стал меньше походить на киафу?
– Черт, откуда я знал? – огрызнулся Ирвин. – Думал, так ему понятнее будет. А надо было с бостонским акцентом выражаться?
– Сейчас уже поздно с ними разговаривать...
Встречать славных воинов таха, пленивших врага, высыпало все население поселка. Штук двадцать неказистых хижин, крытых пальмовым листом, разом опустело – порядочная толпа почти голых поселян уже суетилась на главной площади деревни. Посреди нее торчал подозрительно обгорелый ствол пальмы.
– Говорил я тебе, – пробурчал Ирвин. – Сейчас поджаривать будут.
– Хорошего же ты мнения о своих чернокожих братьях, – отозвался Вадим без былой уверенности. Предположение соратника было очень неприятным и чересчур походило на правду.
Среди всего населения деревни сержанта в первую очередь заинтересовали женщины, одетые более ярко, чем их соплеменники мужского пола. Некоторые позволили себе вплести в курчавые и короткие, словно ежик, волосы яркие тропические цветы, а также вставить в ноздри раскрашенные острые палочки. Даже их повязки, менее густые и длинные, смотрелись элегантно. Однако грудь у многих подкачала, свисая едва ли не до пупка, особенно у зрелых матрон. Впрочем, мелькали и вполне симпатичные особы. Дети же лет до семи вообще предпочитали носиться нагишом и кричать что-то торжествующее. Они буквально кишели в толпе, словно муравьи – на мешке сахара.
Обоих пленников провели сквозь толпу, и Вадим разобрал многократно исторгнутое людьми слово «киафу». Особо рьяные даже плюнули в диверсантов. Воины с копьями грозно отгоняли детей, чтобы тех ненароком не затоптали.
Центральная хижина в поселке отличалась великолепием: ее покрывал толстый слой свежих пальмовых листьев, да и опоры выглядели прочно. Перед ней восседал на плоском камне мужчина лет пятидесяти, рядом с которым надрывался «Панасоник». Услышать в джунглях современные дагонские шлягеры было как-то дико. Однако Ирвин и Вадим приободрились – значит, у них есть шанс избегнуть смерти в котле или у столба, раз цивилизация уже дотянула сюда свои липкие щупальца.