Черный риелтор, или Квадратные метры жулья - стр. 26
Вдруг Митя затормозил своего «немца» прямо перед мордой разгорячившейся от скачек кобылы и тут же подъехал справа от Алены. Митя, не говоря ни слова, взял девушку за руку и потянул к себе. Она поддалась, и наездники утонули в долгом поцелуе. Всепонимающие лошади смирно стояли под своими хозяевами. Животные искоса переглядывались, словно сами заинтересовались друг другом. Митя отпустил свою новую пассию, и она, с затуманенными от блаженства глазами, медленно осела в седло. Неожиданно зазвонила трубка сотового телефона, прикрепленная к поясу Мити. Он снял ее с ремня и поднес к уху:
– Да.
– Привет, родной! – сказал Аркадий, решивший выяснить, где находится его друг.
– Привет, Аркаш.
– У тебя все нормально?
– Да, все хорошо. Я сейчас на конюшне, а ты где?
– Я уже вернулся.
– Я буду после десяти, не раньше.
– Ладно, поужинаю без тебя. Кстати, на субботу и воскресенье ничего не планируй. Понял? – распорядился Аркадий.
– Да. Понял.
– Молодец. Привет Барону передавай!
– Передаю. Тебе привет, – обратившись к коню, сказал Митя.
– Ну ладно, давай!
– Пока, – простился Митя и убрал телефон.
– Поехали назад, – предложила Алена.
– Поехали.
Аркадий сварил себе кофе и вспомнил о сироте Марине: «Представляю, как она меня проклинает…» В тот момент он даже не догадывался, что, когда несколько дней назад к Марине вернулось сознание и она открыла глаза, ее посетили совсем иные мысли.
Сквозь окно с решеткой пробивались слабые солнечные лучи. Ее обессиленное тело лежало под одеялом на больничной койке в трехместной палате, где кроме нее были еще три женщины. На запястьях Марининых рук, привязанных полотенцами к решетчатой спинке, красовались браслеты из бинтов. Рядом с большим пальцем левой кисти торчал катетер, соединенный тонкой прозрачной трубкой с капельницей. Подле кровати стояли врач в белом халате и медсестра. Наружность у пожилого доктора была легкая, женственная. Казалось, накрась ему губы, припудри круглые щеки, парик на голову с кудряшками натяни – и получится примилейшая старушенция, готовая плясать краковяк. Разъевшаяся медсестра, напротив, выглядела женщиной тяжелой и угрюмой. Большое рябое лицо выражало чувство презрения ко всему окружающему миру. Здоровенные ручищи, скрещенные под крупным бюстом, были неестественно красного цвета. Если такая тетя Мотя в лоб кулаком двинет – пишите родителям. Заглянув в мутные глаза Марины, психиатр спросил высоким лирическим тенором:
– Как ты, девочка? Жива?
– Да, – едва слышно ответила она.
– Вот и прекрасно. То-то ты нас напугала. Зачем?
– Где я? – так же тихо спросила Марина.
– Ты сейчас в больнице, не волнуйся. Ручки мы тебе зашили и привязали, чтобы ты себе случайно не сделала больно. Понятно?
– Да, – сказала она и набрала в легкие воздуха.
– Вот и хорошо. Полежишь у нас, подлечишься, сил наберешься, и все встанет на свои места.
– На какие места? – не поняла Марина.
– Вернешься домой и заживешь как все нормальные люди. И главное, никогда не станешь себя больше калечить из-за пустяков и всяких дурных знакомых. Их и без нас накажут. Ведь так?
Марина внимательно посмотрела на улыбавшегося доктора, на секунду задумалась и вдруг живо спросила:
– Что, Володю нашли?
Психиатр кинул удивленный взгляд на медсестру, которая в ответ надула нижнюю губу и тупо скосила глаза в сторону. Затем он развел руками и только хотел что-то сказать, но Марина опередила его: