Черный мотылек - стр. 30
Мать и библиотекарша упорно переводили разговор на творческий процесс, хотя могли бы заметить – как давно заметила это Урсула, – что гостю не нравится говорить о своей работе. Чем меньше Урсула говорила – она ограничивалась лишь ответами на вопросы, что ей заказать, да попросила передать воду, – тем внимательнее Джеральд присматривался к ней. Сначала он только улыбался и спрашивал, не передать ли ей что-нибудь еще, но потом, уклонившись от совсем нелепого, на взгляд Урсулы, вопроса о том, где он черпает идеи, писатель решительно повернулся спиной к библиотекарше и без дальнейших предисловий спросил Урсулу, кто она такая и чем занимается.
Она мечтала, чтобы в тот момент обрушился потолок, погребая их всех, или хозяин ресторанчика вбежал, восклицая, что в подвале обнаружена бомба и у них остались считанные минуты для бегства. Но бомб тогда еще не подкладывали, и потолок не собирался валиться им на головы. В отчаянии Урсула уговаривала себя – она никогда больше не встретится с этим человеком, не все ли равно, что он про нее подумает, – и еле слышным голосом ответила, что живет с родителями в Пурли и работает в фирме отца.
– Помолвлены с кем-нибудь?
Девушка покачала головой, вновь заливаясь румянцем.
– Прошу прощения. Я думал, уже.
Почему он так думал? Отец подсказал ответ:
– Слишком хорошенькая, чтобы не нашелся жених.
– Вот именно, – хладнокровно отвечал Джеральд Кэндлесс.
Но его взгляд, устремленный на Урсулу, показался девушке чуть ли не влюбленным.
Это задним числом она поняла, что он попросту оценивал ее, прикидывал, а тогда она об этом и не догадывалась. Больше она никогда не видела на его лице выражение нежности. Потому ли, что в нем не было больше надобности, раз он принял решение не щадить ее? Мясник ласкает теленка, пока откармливает. Медведя прикармливают медом, пока не заманят в ловушку.
Никогда не страдавшая бессонницей, в ту ночь Урсула не могла уснуть. Вспоминала, как отец назвал ее хорошенькой, и ежилась, ежилась от смущения на узкой девичьей постели, где с золотистого карниза свисал белый в розочках полог. Как глупо выглядела теперь эта комната – белый ковер, картины Сесилии Мэри Бейкер, тюлевые занавески. Он впишет ее в новую книгу, глупая и робкая девица составит фон для бестрепетной героини.
На следующий день Джеральд позвонил. Сначала – Бетти, спросил разрешения поговорить с Урсулой. Мать дала ему номер офиса «Вик и Ко».
– Я сказал вашей матери, что хотел бы поблагодарить вас за вчерашний вечер.
– Не меня, – прошептала она, враз охрипнув. – Это их надо благодарить.
– О нет, вас.
Возразить было нечего. Сердце сильно билось.
– Я хотел бы воздать ту же честь. Кажется, так говорят?
Урсула искренне ответила:
– Не знаю.
Что она знала?
– Я прошу вас поужинать со мной.
Современный английский не слишком удобен: в нем нет отдельной формы для единственного и множественного числа второго лица. Французский или немецкий в этом смысле гораздо удобнее. Устаревшее «ты» сразу прояснило бы дело. Но сейчас 1962 год.
– Вы согласовали день с моей матерью? – спросила Урсула. – Как правило, родители по вечерам свободны, и я тоже.
Он рассмеялся:
– Я имел в виду вас. Лично вас. Вас, и никого другого. Только вы и я.
– О!
– Мне бы хотелось пригласить вас на ужин, Урсула.
– Не знаю, – шепнула она, чуть не заикаясь. – То есть да, конечно. Непременно. Большое спасибо.