Черный код - стр. 21

Я сглотнула, потому что это совпадение раньше не приходило на ум. Он мог убить ее? Я не знала всех обстоятельств его семейной драмы. Но понимала, что все неспроста – и их ссора в детской, и ее рубашка и ноги в крови. И еще она кричала, чтобы он не трогал ее. Она боялась его. Это было написано на лице.

Может ли Макс ударить женщину, причинить ей боль? Я потерла шею и грустно усмехнулась. Может, если она выходит за пределы допустимого. А в чем заключаются эти пределы – решает только он.

А еще Макс вел себя как человек, которому по жизни позволено многое. У меня не проходило ощущение, что убийство Соловьева было запланированным действием, а не спонтанным. Потому что Макс не терял ничего, кроме собственной жизни. Его недвижимость принадлежала родным, об утрате бизнеса он отзывался с равнодушием человека, который ничего не лишился. Так зачем же ему такой изощренный способ покончить с собой? Самоубийство через убийство самого выдающегося ученого страны? Я чувствовала, что голова вот-вот взорвется от мыслей.

Оставался еще один вариант. Макс мог делать это от скуки. Разве скука не развращает успешных людей? Он женился на женщине, которую по каким-то причинам мог безнаказанно истязать до тех пор, пока… пока это каким-то образом не закончилось. Не думаю, что он ограничивался только одной женщиной. Вот просто уверена в этом. Он занимался бизнесом, но в какой-то момент потерял интерес к его развитию. А может, и к самой жизни. Пустить себе пулю в лоб из того пистолета, спрятанного в тайнике, – банально. Прогреметь на всю страну, мелькать в каждом репортаже, остаться на устах у тысяч людей, отхватить немного славы – и умереть на гребне этой волны, поджарившись на электрическом стуле?

Прекрасный выход для больного на голову ублюдка. И не новый. Убийца Леннона или Кеннеди уже проходили этот путь. Прославиться, лишив жизни того, кто уже известен всему миру.

Я заметила, что муж давно умолк, и открыла глаза. Стеклоочистители отбрасывали с лобового стекла потоки воды. Сергей напряженно вглядывался то на дорогу, то в зеркало заднего вида.

– Что случилось? – удивилась я.

– Машина какая-то за нами едет. Давно, – он бросил на меня взгляд и тут же скрыл настоящие эмоции за улыбкой, – да не волнуйся, маська. Может, показалось. Непогода еще эта… плохо видно. Расслабься. Со мной тебе нечего бояться.

Но расслабиться не получалось. Весь путь до дома я то и дело подмечала, что Сергей не перестает мониторить слежку за нами, и только гадала, зачем она кому-то понадобилась. Наконец, наш автомобиль въехал на подземную стоянку. Мы почти дома.

– Давай быстренько до лестницы, – сказал муж, указывая на белую дверь с электронным замком.

Я только поставила ногу на бетонный пол и встала, как темно-синий фургон на полном ходу ворвался на стоянку. Боковая дверь отъехала в сторону, оттуда выпрыгнул мужчина с камерой на плече и рюкзаком за спиной и девушка в ярко-красном деловом костюме.

– Анита! Пару слов! Анита! – заверещала она, бросившись ко мне.

Мы с Сергеем переглянулись поверх крыши автомобиля, и я захлопнула дверь.

– Не даю интервью.

– Всего пару слов! Это правда, что вы решили защищать человека, которого проклинают тысячи людей в нашей стране? Что толкнуло вас пойти против общества?

Я прикрылась рукой от ослепительного бьющего в глаза фонаря камеры. Как журналисты уже успели пронюхать?!