Чёрный, как тайна, синий, как смерть - стр. 27

Со стороны двери раздались громкие аплодисменты – в мастерскую вошёл ещё один человек, наблюдавший до этого за происходящим со стороны.

– Энрико, ты был неподражаем! – прокомментировал он.

Итальянец отряхнулся и с недоумением посмотрел на Габриэля Ленуара, словно заметил его только сейчас.

– А вы, собственно, кто такой? – спросил он.

Когда Габриэлю не хотелось терять время на долгие представления, он просто говорил, что он из полиции. Большинству людей этого оказывалось достаточно, чтобы перевести его из категории «незнакомец» в категорию «лучше вообще не знакомиться». При этом короткий ответ провоцировал моментальную реакцию, которую Габриэль ждал с любопытством энтомолога, подкарауливающего очередную бабочку для своей коллекции. На этот раз он тоже отметил, что после его слов спутник Барди опустил глаза и машинально скрестил на груди руки. Казалось, он уже жалел, что не остался за дверью. Сам же итальянец быстро отошёл к окну, словно ему вдруг стало тесно в просторной мастерской, и, не оборачиваясь, спросил у Ленуара:

– Вы занимаетесь расследованием убийства… Софии фон Шён?

– А почему вы думаете, что это было убийство?

Барди резко обернулся и посмотрел на часы в руках Габриэля.

– София была не из тех, кто накладывает на себя руки.

– Вы тоже член Клуба кобальта?

– Энрико его основатель и идейный вдохновитель, – ответил спутник Барди.

– А вы, мсье…? – спросил Ленуар.

– Хоппер. Джозеф Хоппер. Я так, рядовой графист. Ценитель прекрасного.

– Джо приплыл в нашу полудохлую Европу из Америки изучать искусство. Хорошо, что познакомился со мной и быстро понял, что искусство давно сыграло в ящик! – вмешался Барди.

– У меня просто закончились деньги, Энрико, – развёл руками Хоппер. – Не все же родились с серебряной ложкой во рту…

– Кажется, вы уже видели эти часы… – Ленуар предъявил свой буживальский улов господам-художникам. – Она всегда их носила с собой?

– Дорогие часики, да? – оскалился Хоппер. – Я их на ней пару раз видел… Правда, без гравировки… Гм… Неплохой аксессуар для простой натурщицы. Я всегда подозревал, что наша мадемуазель была не лыком шита.

– Она была принцессой… Вернее, баронессой! – воскликнул Барди при виде короны на часах. – Как я её любил!.. София, звезда моего сердца…

– Ну да, София – звезда твоего сердца, Анаис – свет твоей души, Клеманс – приют, озарённый надеждой… – процедил сквозь зубы Хоппер, не разжимая рук.

Барди прыснул со смеху:

– Я не виноват, что они все так прекрасны! Любовь – такое сильное чувство, Джо, его нужно вкладывать, как деньги, в разные банки, тогда она вернётся к тебе с процентами! Вот ты никого не любишь, поэтому в свои тридцать четыре и лысеешь! Ладно, поехали!

– Господа, у меня ещё остались к вам вопросы, – вмешался Ленуар. – Вы куда-то торопитесь?

Тем временем Энрико Барди закончил вытирать со лба кровь и, вытаскивая из стола небольшую брошюрку в синей обложке, помахал ею перед сыщиком:

– Да, мы торопимся жить, господин полицейский! Мы торопимся чувствовать кипящую в жилах кровь! Мы…

– Мы едем на скачки… На Лоншане через час уже всё начинается, – подвёл итог Хоппер.

Ленуар выдержал выразительную паузу, надел перчатки и развел руками:

– Тогда чего же мы ждём, господа?

Если раньше у сыщика ещё были сомнения в том, что за час они до ипподрома не доедут, то при виде блестящего чёрного автомобиля Барди эти сомнения быстро рассеялись. Художники надвинули на лоб свои шляпы, а итальянец нацепил ещё и толстые очки с резиновыми застёжками на затылке. Ленуар любил скорость, но невольно подумал, что Барди перед ней преклоняется. Наверняка этот кудрявый максималист очень нравится девушкам. Внутри даже зашевелился червячок ревности, которому сыщик приказал есть своё яблочко и не высовываться, когда не просят.