Черный халифат - стр. 17
А Горюнов превратился снова в Марека Брожека. Руководство решило, что это наиболее безопасный вариант. Брожек ушел из Турции чисто, если Петра узнают, то он под тем же именем, тем более собирается сунуться к курдам, которые его помнят как поляка.
Выбравшись с территории порта, Петр сел на долмуш, чтобы добраться до центра города. Лирами его снабдили в достатке еще в Москве. Маршрутка подвезла к мосту Галата. Когда Горюнов вышел из долмуша, то вдохнул полной грудью знакомые запахи – рыбы, свежеиспеченного хлеба и бензина. Услышал призывы муэдзина с минарета, наверное, Голубой мечети. Они сюда доносились, особенно если ветер в сторону Галата.
Петр спустился на нижний ярус моста. Уже работали кафе и магазинчики, расположенные на нижней части моста, у самой воды. Купив рыбный сэндвич, он решил поесть на ходу. Его захлестнули ностальгические ощущения, не от сэндвича, конечно, а от видов, открывающихся с моста на бухту Золотой Рог.
Он планировал не торопясь дойти до места как раз к открытию… Парикмахерская в Фенере, затертая между старыми обшарпанными домами, начинала работать в девять. Она располагалась ближе к Босфору, в нижней части улицы, а не там, в глубине, где самые развалины и трущобы процветавшего когда-то греческого района.
Эмре Дамла был совладельцем этой парикмахерской. Он сам стриг и брил, а больше болтал с постоянными посетителями – мужчинами. Клуб по интересам – обсудить футбол, выпить кофе, поиграть в тавла (нарды), ну и постричься между делом. Другой совладелец, грек, появлялся тут редко, переложив все заботы на приятеля.
Петр прошел мимо по пустой дороге туда и обратно, зябко ежась, застегнув куртку доверху. Увидел, что дверь распахнута и приперта камнем, чтобы не хлопала от сквозняка. А внутри уже есть посетитель, усатый тощий тип, которому намылили впалые щеки и бреют. При этом он без умолку болтает. Впрочем, рот не закрывался и у цирюльника, одетого в потертые джинсы и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. «Довольно молодой, – оценил его Петр придирчиво. – А этот усатый, похоже, надолго расположился, сейчас еще и чаи гонять начнут. Вроде портовый. Небось ночную отбарабанил, решил освежиться бритьем и болтовней, перед тем как завалиться спать».
Ждать час, а то и два под начинающимся дождем не хотелось. В инструкции не было противопоказаний по поводу присутствия посторонних у связного, поэтому Петр решительно вошел в парикмахерскую.
– Доброе утро! – он чуть наклонился к одному из зеркал на стене, пригладил бороду. – Постричься бы… Дождь в Стамбуле!
– Не местный, что ли? – спросил Эмре, не отрываясь от бритья клиента, даже не глядя на вошедшего.
– Давно не был в городе, – ответил Петр парольную фразу.
– Соскучились по дождичкам? – улыбнулся парикмахер, повернув к нему круглое лицо с крошечными усиками а-ля Пуаро.
– Сплю и вижу стамбульскую хмарь и туманы над Босфором.
Усатый в кресле заскучал и начал задремывать. Усевшись в уголке около низкого столика, Горюнов ждал. Здесь раньше он не бывал. Эмре еще, наверное, в школе учился, когда Петр уже работал в Стамбуле.
На стене висел назарлык от дурного глаза и больше никаких украшений – голые окрашенные бледно-голубой масляной краской стены. Только картонный портрет Ататюрка, заткнутый краешком под уголок одного из зеркал. Вишневая штора, закрывающая вход в подсобное помещение, колыхалась от сквозняка. Петру неимоверно хотелось спать после бессонной ночи.