Черный дневник - стр. 5

– Что происходит? – спрашивает парень шепотом у своего учителя. – Кто все эти люди?

Вместо ответа старик сминает между ладоней очередную охапку листьев, бросает их в костер и делает многозначительный жест, мол, хорош болтать, продолжай.

Вика заходит в комнату.

Ноги подкашиваются при каждом шаге. Девушке трудно стоять. Ей трудно дышать. Она не может определить, то ли это у нее в ушах звенит, то ли это свист чайника на кухне.

Девушка решительно подходит к покойнику. Она пытается его снять, кряхтит, но у нее недостаточно сил, чтобы отвязать тело Влада.

Вика плюхается на стул.

На столе записка.

Вика не рассматривает бумажку, она и без того уже знает, что в ней может быть написано.

«Прошу никого не винить». «Простите». «Всех люблю, но больше так не могу…»

И прочее нытье.

Обида и злость бурлят внутри девушки.

Прощальное послание слабака. Предсмертная записка. Последние слова неудачника.

Вика комкает листок.

Она не собирается читать нелепые объяснения труса, решившего удрать и все бросить. Решившего бросить ее. Решившего бросить своего ребенка.

Она идет на кухню и выключает чайник.

Как ни в чем не бывало опускает пакетик в чашку и заливает его кипятком.

Что бы там он ни написал, какие бы причины ни заставили его покончить с собой, все они ущербны и неубедительны.

Только слабак, только жалкий человечишка способен на такой поступок.

Вика выпускает чашку из рук, напиток разливается по полу, больно обжигает ей ноги. Осколки фарфора разлетаются во все стороны, но ее не заботят все эти мелочи.

Она торопится в комнату.

Поднимает с пола скомканную записку.

На краю листа видна часть надписи:

«Вик, прости. Знаю, это нелегко принять. Но другого выхода…»

Она разворачивает послание.

«Вик, прости. Знаю, что это нелегко принять, – читает она вслух. – Другого выхода у меня нет».

Вика поднимает глаза и смотрит на посиневшее, но все еще красивое лицо своего любимого.

«Теперь я знаю правду о себе. О своих родителях. И… Еще раз, прости. Тебе трудно понять, Вик, но я знаю, так будет лучше для всех».

Вика произносит написанные слова, и голос Влада начинает звучать у нее в ушах. Она слышит в его голосе боль и отчаяние.

«Я всегда чувствовал то, о чем там написано. Вик, я это видел в своих снах. Это не выдумки».

Вика читает и не может понять, о чем речь.

Влад никогда не жаловался, что его что-то беспокоит или что его мучают какие-то кошмары.

Он вообще никогда ей не жаловался.

«Вика.

Вик, я слишком сильно тебя люблю, чтобы подвергать такому риску».

Да о каком риске он пишет?

Ему кто-то угрожал? Возможно, дружки втянули его в какую-то глупую авантюру?

Нет.

«У Влада кроме меня никого нет. Я его единственный друг, его самый близкий человек. И он бы не ввязался в сомнительное предприятие, не посоветовавшись со мной».

«Я должен остановить это сумасшествие, – продолжает девушка читать письмо вслух. – Прости, Вик. Я должен».

Здесь его почерк меняется.

Похоже, ему было нелегко писать следующие строки. Он несколько раз обводил слово «должен», и теперь оно выделяется синей кляксой посреди письма.

«Оттягивать нет смысла.

Рано или поздно мы с тобой задумаемся о семье, о детях.

И тогда…

Прости.

Я не уверен, что моей решимости хватит надолго. Лучше, как пластырь, оторвать одним движением».

Вика вертит в руках, рассматривает пустой пузырек снотворного.