Черный буран - стр. 34
– Прокоп Савельич, возьми меня с собой, нужда у меня есть в Николаевск съездить.
– И чего так приспичило? – удивился Багаров.
– Да вот, приспичило…
И Вася-Конь в тот вечер рассказал Прокопу Савельичу всю свою печальную историю. А еще рассказал, как он ее дальше собирается продолжить.
Багаров только головой покачивал, слушая его, а выслушав до конца, изрек, будто печать поставил:
– Баловство это, Василей, дурь, самая распоследняя, плюнь и разотри пошире!
– Тогда давай расчет, Прокоп Савельич. Я решил. А коль я решил, меня никто не попятит.
Долго еще уговаривал Багаров своего строптивого табунщика, да толку в стенку горох кидать – отскакивает со стуком.
И Багаров, выдохшись, согласился:
– Ладно, парень, пусть по-твоему будет. Добуду я в Николаевске адрес крали твоей, а летом я в Москву еду. Возьму с собой. А пока тут оставайся.
– Не обмани, Прокоп Савельич.
– Купеческое слово даю.
Слово свое Багаров сдержал. Привез из Новониколаевска московский адрес Тонечки и доложил, что проживает она теперь вместе со старшими братьями.
В конце июля Прокоп Савельич и Вася-Конь тронулись в первопрестольную.
2
– А в гостиницах тут у них, в Москве, одно баловство и шаншонетки, я там сроду не останавливаюсь, мило дело – у Кирьяна Иваныча: тихо, пристойно, и семейство самое приличное. Трогай, голубчик, – Прокоп Савельич обтер платком потное свое личико и откинулся на кожаном сиденье московского лихача, которому он велел ехать с Ярославского вокзала в Замоскворечье, где проживал давний его компаньон и друг, первой гильдии купец Кирьян Иваныч Воротников. Вася-Конь присоседился в пролетке рядом с хозяином и во все стороны крутил головой – чудно!
Такого многолюдства и такой спешки он отродясь не видывал. Лихачи летят, торговцы кричат, все бегут куда-то, как угорелые, а вывески магазинные лепятся одна к другой, да так тесно, что на иных домах свободного места не имеется – сплошная торговля. Да это сколько же народу с деньгами надобно, чтобы хоть чего-нибудь купили?!
Но вот и тихое Замоскворечье, где ни шуму, ни крику, где все благостно и размеренно. Высокие заборы, сады, большие, просторные дома, а по обочинам улицы – как в деревне, зеленая травка, и на ней в иных местах пасутся куры. Дом у Кирьяна Иваныча стоит в глубине, скрытый высокими липами, глухие ворота раскрыты настежь, а к дому ведет дорожка, покрытая чистым речным песком. В воротах дежурит кудрявый парень в алой рубахе, видно работник, которому приказали дожидаться гостей. Парень кидается к пролетке, помогает снять чемоданы, тащит их в дом и на ходу бойким московским говорком докладывает, что хозяин давно ждет дорогого гостя, что сегодня и обед отложили до его прибытия… А вот и сам хозяин, седенький старичок, ловко и по-молодому спрыгивает с крыльца, через две ступеньки, и спешит навстречу, по-птичьи прискакивая на каждом шаге.
Обнялись, расцеловались троекратно старые дружки и вошли в дом. Парень в алой рубахе тоже утащился следом за ними вместе с чемоданами.
Вася-Конь не насмелился идти с хозяином и остался возле крыльца – один. Стоял, оглядывал ладное, по-хозяйски прибранное подворье и ощущал в груди тонкий холодок: что-то будет впереди, и удастся ли ему осуществить задуманное, ту самую, сладкую и желанную мечту, которую выносил он долгими ночами в алтайском предгорье?