Черные вороны 6. Лезвие - стр. 30
Страстно говорит, заразительно, увлекая словами и тембром, заставляя видеть все сказанное кадрами… и вместо капризной и сдающейся памяти я вдруг увидела сдающуюся себя в его объятиях. Тело пронизало словно током, и я даже вздрогнула.
А внутри поднималась непреодолимая волна любопытства и пугающее осознание того, что он, и правда, много обо мне знает. И это «клянусь»… словно он пообещал мне совсем иное.
– Значит так, мелкая, либо ты соглашаешься, либо я к такой-то матери разворачиваю машину и сиди дома с книжкой. Может, когда-нибудь антидепрессанты, или чем там тебя пихает твой врач, сделают из тебя овоща или наркоманку. А я уеду, и на хер бы мне оно было надо тебя уламывать.
Я резко обернулась и увидела в его синих глазах искорку триумфа. Подлец даже не сомневался, что я соглашусь. Потому что он прав, черт его раздери.
– Как ты красиво говоришь, Максим. Допустим…
– Повтори, – он вдруг резко оборвал меня.
– Что повторить? – не поняла я.
– Имя мое повтори.
– Максииииим. Так?
– Да, именно так, – отвернулся и вдавил педаль газа сильнее. С ним определенно что-то не так. Как будто под его кожей тротил, и фитиль давно подожжен, но что-то сдерживает его от взрыва.
– Допустим, ты решил поиграть в родственника, побыть милым и помочь мне. Я только не пойму. А какая разница? Какая в этом выгода лично тебе?
Ухмыльнулся. Да, именно ухмыльнулся. Как-то зло и цинично.
– Ты совершенно не считаешь меня милым и правильно делаешь. Тебя совершенно не подводит твоя великолепная интуиция, малыш. Я именно такой, каким ты меня чувствуешь.
Чувствую? А ведь я, и правда, его чувствую. Каким? До боли красивым, наглым, сексуальным зверем. Опасным зверем. И я по-прежнему старалась лишний раз не смотреть в его мрачно-синие глаза, настолько насыщенные, что, казалось, нет такого цвета в природе. И в то же время на нем отпечаток цинизма, порока и разврата, в которые тянет и в то же время становится страшно, что может утопить с камнем на шее.
– Знаешь, Даша. Я действительно мало кому помогаю в этой жизни. Таких людей можно пересчитать на пальцах. И это именно тот случай, когда я действительно хочу помочь… Скорее, не тебе, а себе.
Резко повернулся ко мне, и я увидела собственное отражение в его зрачках. Себя с растерянным взглядом и нервно сжатыми «замочком» пальцами обеих рук. Какая же мрачная у него красота и энергия, подавляющая волю, завораживающая и пугающая своей глубиной бездна порока.
И я внезапно спросила, сама не веря в то, что это возможно:
– Ты хочешь сказать, что я дорога тебе, потому что мы дружили?
В этот момент он захохотал, я даже вздрогнула от неожиданности. Его смех звучал оскорбительно, потому что он смеялся надо мной. Смеялся заливисто, запрокинув голову, и мне захотелось его ударить.
– О неееет, – перестал смеяться очень резко и пристально посмотрел мне в глаза, словно гипнотизируя и заставляя отодвинуться назад к окну, – мы никогда с тобой не дружили.
Каждое его слово имело проклятый тройной подтекст, я не могла понять, что он имеет в виду. Мне с ним рядом неуютно и очень страшно, и в тот же момент как-то притягательно и по-темному завораживающе хорошо. Потому что такие мужчины, как Макс, никогда бы не обратили внимание на такую, как я. Я и не смела бы мечтать приблизиться… а он… он заставлял меня чувствовать это глубокое томление, и никто и никогда на меня вот так не смотрел из мужчин.