Черные вороны 4. Петля - стр. 23
Когда дверь в подвал закрылась, я наконец-то посмотрел на девчонку. Она сидела в углу, присев на корточки и, обхватывая хрупкими руками свои колени, пыталась хоть как-то прикрыть наготу. Клочки одежды валялись на полу по всему помещению, на столе – разорванный золотой браслет с подвеской в виде скрипичного ключа. Допелась девочка… она тихо всхлипывала и наблюдала за происходящим сквозь полуопущенные ресницы. Ее плечи время от времени приподнимались, а тело била мелкая дрожь. Я снял пиджак и, сделав несколько шагов в ее сторону, бросил его.
- Прикройся…
Она наконец-то подняла голову, и в глазах, вокруг которых образовались грязные потеки от туши, блеснула злость.
- А ты, типа, благодетель, да?
Я продолжал молча за ней наблюдать. Мелкая, обнаженная, в западне… от страха трясется, но дерзит. Это что? Смелость? Да нет, скорее, глупость. Попытка показать, что ей не страшно. Что не сломается. Что мужчина с пистолетом в руках в темном подвале - это так, розыгрыш. Как и четверо чурбанов, которые ее чуть не отымели несколько минут назад.
Рассматривал ее словно зверушку в клетке – забавную такую. Что-то на подобии тех карманных собачек, которые громче всех лают. Они кажутся себе грозными и страшными, а на деле вызывают только снисходительное умиление.
- Предпочитаешь перед мужчинами расхаживать голышом? А орала-то зачем, а? Могу обратно благодарную публику позвать…
Ее губы сжались в тонкую линию. Она оставалась на том же месте – сидела, съежившись, а рядом лежал брошенный мной пиджак.
- В этой комнате нет ни одного мужчины, который достоин на меня смотреть, не то что трогать… - пафосно и заносчиво. А мне на этот раз почему-то вспомнился взъерошенный воробей, который распушил свои перья, чтобы согреться. Только все это представление мне начинало надоедать, поэтому церемониться с ней долго я не имел ни малейшего желания. Хватит!
- В этой комнате нет больше ни одного мужчины, которому это было бы интересно… Так что не обольщайся!
Мне кажется, она даже хмыкнула от такой «вопиющей наглости». Я словно читал, как в ее голове вертятся мысли «Да что он себе позволяет? Мудак!» Она сжала тонкие пальцы в кулаки и ударила ими о стену.
- Так какого черта ты меня тут держишь? Да ты вообще знаешь, кто мой папа? Он тебя в порошок сотрет… ясно?
- Я буду ждать с нетерпением… Думаешь, придет?
- Он не просто придет – он всех вас заставит ползать у меня в ногах… - ее звонкий от природы голос звучал в этих бетонных стенах приглушенно и тихо. Не произвел должного эффекта.
- Все? Монолог окончен? Станиславский аплодировал бы стоя… Но его время прошло. Вставай давай, мы уходим…
- Никуда я с тобой не пойду!
- Не вопрос. Посидишь тут недельку без еды и отопления… если выживешь, конечно.
Я направился в сторону выхода, не оборачиваясь. Спокойным, размеренным шагом, делая вызов и говоря в трубку:
- В подвал не заходить. Дверь не открывать. Да! Вообще! Ни под каким предлогом!
- Стой! – я услышал позади себя ее голос и ухмыльнулся. Бунтарка, похоже, начинает соображать, что шутить с ней никто не будет. Я не обернулся и в этот раз, так, словно не услышал. Послышались шаги ее босых ступней по холодному полу. Она встала рядом, едва доставая до моего плеча, утонув в моем, таком огромном на ней, пиджаке, и все равно горделиво вздернула подбородок. Я, не произнося ни слова, отворил дверь и кивнул головой, указывая направление…