#черные_дельфины - стр. 5
Высунулись несколько лиц.
– Пойдёмте, пожалуйста, наверх! – кинулась она к ближайшей приоткрывшейся двери. – Помочь надо!
Лица заворчали:
– Больная, что ли?
– Чего тут орёшь? Ноль один звони!
– Что за хулиганство!
Двери захлопнулись. Она снова поднялась к мастерским. На площадку вышел художник Трофимыч – андеграундная звезда восьмидесятых, как всегда с похмелья.
– Инга! Что стряслось-то? – прошамкал он беззубым ртом.
– Трофимыч! – Она вцепилась в его рубашку. – Помоги! Там Олег!
Он вошёл в мастерскую, увидел тело и ругнулся.
– Давай его снимем! – умоляла Инга.
– Поздно.
– Не поздно! Трофимыч, пожалуйста!
Он покачал головой, взял Ингу за руку и вывел на лестничную площадку:
– До приезда полиции трогать не будем. Ты полицию-то вызывала?
– Только «скорую». Кажется, они сказали – сами вызовут.
– Я позвоню ещё раз.
– Ты что-нибудь понимаешь? Он вчера был у меня! Мы только вчера говорили!
– Вот. Кури!
Он достал из засаленного кармана измятую пачку, выстучал сигарету, прикурил, протянул ей. Инга отшатнулась.
– Надо, от шока поможет!
Сигарета прыгала в её руках. Вышла Люся.
– Что творится, мама моя! Что творится! – причитала она и всхлипывала. – Такой синий уже стал, какой кошмар!
Они услышали звук поднимающегося лифта. Мимо деловито прошли три человека в зеленых халатах и шапочках, два – в полицейской форме. Полиция и «Скорая» приехали одновременно. Пришлось возвращаться в мастерскую.
– Что вы нас-то, дамочка, вызвали, – присвистнул один из санитаров, глянув наверх. – Тут труповозка нужна. Серый, звони.
Рыхлый прыщавый санитар лениво достал телефон и начал тыкать.
– Алло, да, – бубнил он в телефон, – у нас труп. Окоченение часов семь точно. Адрес? Какой тут адрес? – Баб-Люся послушно подсказала.
Страшная фигура, свисающая с потолка – «труп» – это и есть Олег? Нет, он таким быть не может! Вещи – вот они – его, а тело чужое!
Трофимыч и баб-Люся отвечали на вопросы следователя, а Инга бесцельно ходила по комнате, прикасаясь к стульям, распахнутому альбому, смятым подушкам на диване, зачем-то оглядела разномастные бутылки в буфете, стараясь вернуть присутствие Олега. Она заметила упавший штатив и бережно подняла его.
– Ничего не трогать! – рявкнул следователь и поправил фуражку. – Зачем вы приехали к пострадавшему? Кем вы ему приходитесь?
– Я с ним работала. Я привезла ему… Я пригнала ему машину.
– В каком смысле?
– Он вчера был у меня. Мы выпили, он вызвал такси. Хотел вернуться за машиной утром. Но не вернулся, – проговорила на автомате Инга и опять сорвалась на крик. – Он не мог сам! Его убили!
Оперативники поставили стремянку, срезали веревку. Трофимыч подошёл, встал рядом подстраховать. Инга где-то слышала, что воздух, накопившийся в легких висельников, выходит с шумом, чуть ли не стоном, когда стягивают петлю. Но стона не было. Только стук об пол, словно упало массивное деревянное кресло.
– Лейтенант, тут на столе записка! «В моей смерти прошу никого не винить». Подпись, без даты.
– Какая записка? Чья? – сонно спросила Инга и подошла к столу. Буквы были заострёнными, узкими – в манере Олега.
– Почерк узнаёте? – спросил лейтенант.
Инга кивнула и выдавила слова с усилием, как подсохшую краску из тюбика:
– Это его… Но он не мог…
Ощущение абсурда, навалившееся на неё, ослабло. Его больше нет. Будто одна эта записка удостоверяла смерть Олега – окончательно.